— Нет, — возразил я. — Дело в том,
что многие забывают простую истину: с властью приходит не только
могущество, но и ответственность. Ты не можешь пользоваться одним,
отрицая другое.
— Поэтому ты столько делаешь для
Угрюмихи? — с интересом спросила Голицына.
— Конечно, — подтвердил я. — Я
отвечаю за каждого жителя деревни. Они мои люди, а я их
воевода.
— Странно слышать такое от
аристократа, — хмыкнул Александр, но без прежнего раздражения,
скорее с задумчивостью. — Большинство дворян считают простолюдинов
чем-то вроде мебели.
— Я не большинство, — улыбнулся я,
глядя на дорогу. — И ты сам скоро убедишься, что Угрюмиха сильно
отличается от того, к чему ты привык.
— Как будто у меня был выбор… —
упрямо заметил алхимик.
Я покачал головой, не отрывая взгляда
от дороги:
— Выбор есть всегда, Александр.
Иногда он просто лежит между плохим и худшим, но он есть. Ты мог
остаться в Муроме, спрятаться, затаиться и рискнуть стать следующей
жертвой Терехова. Мог уехать в другой город, мог даже попытаться
покинуть Содружество, — я бросил на него короткий взгляд через
зеркало заднего вида. — Ты выбрал поехать с нами, и это был целиком
твой выбор. Прими за него ответственность, как мужчина, вместо того
чтобы жаловаться, что тебе его навязали.
Зарецкий нахмурился, явно не ожидая
такого ответа.
— И запомни кое-что, — добавил я
твёрже. — Никогда не ставь себя в положение жертвы. Как только ты
начинаешь считать себя жертвой обстоятельств, ты перестаёшь
действовать и начинаешь лишь реагировать. Перестаёшь принимать
решения и начинаешь оправдываться - перед другими и перед самим
собой. В моей жизни я видел немало сильных людей, сломленных не
обстоятельствами, а собственной верой в то, что они — безвольные
жертвы судьбы. И видел тех, кто поднимался из пепла с одной лишь
уверенностью, что они — хозяева своей судьбы, несмотря ни на
что.
Зарецкий выглядел удивлённым такой
откровенностью. Он открыл рот, явно собираясь возразить, но потом
передумал и просто отвернулся к окну. По его лицу было видно, что
слова задели парня за живое — он явно не привык к такой манере
разговора.
— Ты всегда так… прямолинеен? —
наконец спросил он с нотками уважения в голосе.
— Жизнь слишком коротка для
уклончивых формулировок, — ответил я с лёгкой улыбкой.
Василиса фыркнула: