Это тоже наша работа.
- Сколько осталось?
- Ведра два, - он заглянул в бочку. – Не хватит. Придётся
водовозов кликать. Митрич опять ругаться станет. Может, того…
погодить?
Машина явно требовала ремонта или хотя бы регулировки, потому
как положенной на смену бочки воды нам давно уже не хватало. Но и
оставлять так, как есть, это нарываться. В лучшем случае – встанет,
а нас обвинят в поломке, навесивши штрафы. В худшем вовсе рванёт. И
тут до штрафов можно не дожить.
Нет, и это меня называли капиталистом?
Да я по сравнению со здешними дельцами был заботлив, аки отец
родной.
- Иди, - я поднял очередной мешок. Плечи уже ныли, мышцы опять к
вечеру задеревенеют. – Сегодня, глядишь, и не будет.
Нет, надо что-то делать.
Это в теории выглядело просто. Устроиться на завод. Отыскать
революционеров. Выйти через них на других, которые с артефактами
завязаны, а там уже по ситуации. Вот только оказалось, что тут, на
заводе, революционеры, если и есть, то о себе заявить не спешат. На
лбу-то у них партийная принадлежность не проставлена. А разговоры…
ну, начальство везде ругают. И правительство. И на жизнь жалуются.
Стоило ж самим про революцию заикнуться, так мигом с нами вовсе
говорить перестали.
На всякий случай.
После того взрыва в Зимнем Третье отделение крепко взялось
изводить не то, что революцию, но и всякое инакомыслие. Вот и
изводили.
По сей день.
К Митричу Метелька сходил.
И воды доставили. И в целом остаток смены прошёл обыкновенно.
Разве что с каждым выброшенным в зев машины мешком крепло желание
сбежать.
Знать бы куда.
Из проходной мы вывалились и хотелось бы сказать, что глотнули
свежего воздуха, так ведь ни хрена подобного. Воздух за день
настоялся, напитался, подкормился фабричными дымами. И потому ночь
здешняя уже отливала желтизною, впрочем, как и остатки снега.
- Сав, а Сав, - Метелька сунул руки в карманы. – Как-то оно всё…
не так. Может, пошли пожрём куда?
- Пошли, - согласился я.
Проблема ведь даже не в сменах этих. И не в том, что на нас,
молодых и рьяных, идеально подходящих под портрет потенциального
революционера, эти самые революционеры выходить не торопились.
Проблема в том, что с этой отупляющей работой ни на что другое сил
не остаётся.
Завод.
Отдых.
Война с бабкой, которая всё норовит сэкономить. И снова завод. А
в единственный выходной хочется сдохнуть. Но вместо этого
приходится причёсываться и идти в церковь, ибо за моральным обликом
трудящихся если не следят, то всяко приглядывают. Митрич вон на
входе стоит, почти как на проходной. И раз-другой глаза на неявку
закроет, а на третий штраф влепит.