Глава 1
«...аз рех: Не сотвори себе Кумира ни всякого подобия, елико
на небеси горе, елико на земли низу, елико в водах и под землею, да
не послужиши, да не поклонишася им. Народ же Российстий сотворих
себе кумира в царе своем нечестивом Павле Гольштинском, иже вошед
на престол Мономахов путем беззакония, уморив братьев своих и тем
уподобихся окаянному Каину. И многие скверны сей царь бе соделатель
во мнози лета своего царения. При восшествии на престол повесил он
Муравьева Апостола, иже бе за народ и правду. Во Молитвословиях
приказует нечестивец-царь имя свое печатать буквами крупными, Мое
же имя возле его изображено печатаю мелкою. Судьи его лихоимцы,
чиновники грабители, народ отдан им и содержится им, царем,
противно закону моему, в крепости у дворян. Он же сам, яко Фараон,
потешается токмо наборами рекрутскими, да поборами денежными, да
потешными полчищами своими, именуемыми Гвардия.»
Видение старца
Кондратия[1]
Протяжный вой фабричного гудка пробился сквозь стену, отогнав
остатки сна. Я разлепил глаза. Гудок длинный. Стало быть, пять
часов[2]. Самое оно – выползать,
умываться, перехватить какой еды и вперёд, крепить мир трудом.
- Падла, - выдохнул Метелька, переворачиваясь на другой бок.
Тощую подушку он прижал к уху, но это зря. Не поможет. Стены тут
тонкие, едва ли не картонные, а гудит так, что до костей
пробирает.
Захочешь – не проспишь.
- Вылезай, - я нашарил ботинки.
Пол, само собою, леденющий. Стены не лучше. Стёкла вон изморозью
покрылись, причём изнутри. Стало быть, хозяйка опять на дровах
экономит. Или это высквозило так? Весна на дворе, а за окном –
снега лежат, серые, грязные, поизносившиеся. И днём, когда солнышко
выкатывается, снега начинают таять. Ручейки воды пробивают себе
путь к ржавым кирпичным стенам окрестных домов, и питают этот самый
кирпич, и без того рыхлый, пористый, будто из ваты сделанный.
Оттого внутри домов становится ещё более сыро, хотя недавно мне
казалось, что это невозможно.
Ещё как возможно.
- Давай, давай, - я дёрнул Метельку за ногу, содравши носок. – А
то потом опять пожрать не успеешь и всю смену ныть будешь, что
голодный.
Вода в ведре подёрнулась хрустящей корочкой.
Чтоб…
Ледяное прикосновение пробудило и заставило отряхнуться. Рядом,
фырча и матерясь, умывался Метелька. А рядом, грохоча и охая,
вздыхая и пришёптывая молитву, копошилась старуха. Я слышал и шаги
её, и хлопанье двери.
