– Я только что вернулся с юга, – продолжил Ботт, – привез детскую клюшку Бобби Джонса[4]. Именно ей он первый раз в жизни играл в чемпионате Атланты, штат Джорджия, среди юниоров, у которых прорезались еще не все зубы.
Бредбери ахнул. До него доходили слухи о существовании такого сокровища, но он им не верил.
– А это точно, – спросил он, – ты уверен, что она подлинная?
– У меня письменные ручательства мистера Джонса, миссис Джонс и няни.
– Сколько, Ботт, старина? – запинаясь, произнес Бредбери, – сколько ты хочешь за клюшку, Глэдстон, дружище? Я дам сто тысяч долларов.
– Ха!
– Пятьсот тысяч.
– Ха-ха!
– Миллион.
– Ха-ха-ха!
– Два миллиона.
– Ха-ха-ха-ха!
Бредбери Фишера словно поджаривали на сковороде. Лицо искажала гримаса. В душе с быстротой молнии сменялись ярость, отчаяние, ненависть, злость, боль, досада и возмущение. Однако когда он снова заговорил, голос был вкрадчивым и любезным.
– Глэдди, старичок, – сказал он, – мы столько лет с тобой дружим.
– Нет, не дружим, – ответил Глэдстон Ботт.
– Дружим-дружим.
– Ничего подобного.
– Пусть так, а что скажешь на два миллиона пятьсот?
– Держи карман. Послушай, тебе и впрямь так нужна эта клюшка?
– Нужна, Ботти, старикашечка, очень нужна.
– Так вот. Меняю ее на Близзарда.
– На Близзарда? – с дрожью в голосе переспросил Фишер.
– На Близзарда.
Пожалуй, до сих пор из повествования о двух миллионерах можно было заключить, что никто из них ни в чем не превосходил соперника. Однако это не так. Вообще говоря, чем бы ни похвастался один, у другого всегда находилось что-нибудь равноценное. Лишь в одном преимущество Бредбери Фишера не вызывало сомнений – у него был лучший на всем Лонг-Айленде английский дворецкий.
Близзард был бесподобен. К сожалению, в наши дни английские дворецкие все меньше и меньше соответствуют овеянному легендами образу, созданному их предшественниками. Современный дворецкий так и норовит оказаться стройным молодым человеком в прекрасной физической форме, которого легко принять за члена семьи. Близзард же принадлежал к старой доброй школе; прежде чем попасть к Фишерам, он пятнадцать лет прослужил у графа и, судя по виду, за эти годы и дня не прожил без пинты портвейна. Аромат портвейна, выпученные глаза и три подбородка – в этом был весь Близзард. У него были ноги колесом, а при ходьбе нижняя часть жилета выступала, словно авангард в королевском параде.