— Руками, Саш, руками!
— Я боюсь!
— Я тоже!
— А-а-а-а-ааай! — Санюшка выбросил
палку, упал на колени рядом с гончаром и принялся разматывать змея.
— Вась, ты только держи его крепче!
— Держу!
— Держи, пожалуйста!
— Да держу я, держу!
— Ы-ыыыы-ыы-ы-ы!!! — раздался первый
вздох бедняги; тяжёлый и жадный.
Агафоныч тоже был тут как тут —
открыл переноску и встал поудобней. Санюшка тем временем размотал
первое кольцо, за ним второе, — теперь хвост Лингама обвился вокруг
его руки, — и перебарывая страх продолжал освобождать гончара.
— Всё! — закричал он и аккуратно
поднялся на ноги.
Теперь мы всей толпой снимали
Лингама с Санюшки и как могли пихали непослушную змеюку в
переноску. Гончар тем временем отполз под ближайшую сосну и пытался
отдышаться.
— Станислава Витальевна, а не могли
бы вы провернуть своё колдунство со змеёй?!
— Не могла бы!
— Да всё уже! — я разжал щипцы, а
Агафоныч ловко захлопнул переноску и опасность наконец-то миновала.
— Фу-у-у-ух…
— Аф-аф! — последний раз протявкала
взбудораженная Тырква и наступила тишина.
Ну что? Приключение на пятнадцать
минут. И не сказать, чтобы очень примечательное. Теперь осталось
разобраться с гончаром, — бросать парня в лесу в таком состоянии
нельзя. Надо его успокоить, а может даже налить чутка, чтобы стресс
снять. А потом проводить до такси.
И кстати! Выяснить бы ещё, с какого
хрена он по ночам возле нашего пляжа шатается.
— Ну ты как? — спросил я у парня. —
Живой? — а тот вместо благодарности заорал:
— Ты арестован!
И тут же ксиву из кармана вытащил.
Вот так, блин. Делай людям добро.
— Э-э-э-э, — протянул я. — А за
что?
Спросил, а сам на цыпках проник к
нему в голову. Мыслестрочки после встречи с Лингамом скакали, как
бешеные, но среди них были повторяющиеся. Во-первых,
гончар-полицейский почему-то на меня серьёзно взъелся, — и не прямо
сейчас, а уже очень давно. Во-вторых, он был свято уверен в своей
правоте. То есть сейчас происходит не подстава, и не какая-то там
истерика, а вполне себе спланированная акция.
Надо разбираться!
Вжух!
Меньше всего на свете меня
сейчас интересовало детство и отрочество Захара, — именно так, к
слову, звали парня, — а потому я начал листать воспоминания со
скоростью машинки для счёта денег и остановился…
Вжух!
…на самой свежатине. Сегодняшний
день. Часов пять, наверное, назад, ещё светло. Гончар, который
вовсе не гончар, а полноценный полицейский служащий, сидит у себя в
кабинете. А на пробковой доске прямо перед ним, — ох ё! — висит моя
фотография, от которой тянутся ниточки к другим людям. И Гио тут, и
Саша, и Мишаня Кудыбечь, и Стася, и Рубеныч, и даже шеф Франсуа. И
многозначительная такая надпись: «Менталист?»