Семнадцатое
марта? Но ведь было двадцать восьмое июня... И что за олимпийская
сборная?
Врач достал
неуклюжий фонарик, направил в мои глаза, и я на секунду ослеп от
резкого света. Мне захотелось зажмуриться, отвернуться, но тело не
подчинялось.
— Показатели
стабильные, но восстановление нервной активности минимальное, —
диктовал доктор. — Всё ещё в коме, хотя некоторые рефлексы
сохранены.
В коме? Но я
же в сознании! Я слышу, понимаю, мыслю!
Врач закончил
осмотр, и они с медсестрой отошли к окну.
— Думаете есть
надежда? — тихо спросила она.
— После таких
повреждений... Мыслящее растение в гипсовом горшке — вот лучший
исход.
Словно
пощёчина. Мыслящее растение! Я попытался закричать, выругаться,
броситься на этого доктора-мясника, но тело оставалось
неподвижным.
Медсестра
что-то добавила, но я уже не слушал. Моё внимание захватило нечто
другое — отражение в стеклянной дверце медицинского шкафа. Оттуда
на меня смотрело незнакомое лицо, обмотанное бинтами. Видны были
только глаза — чёрные, чуть раскосые, совершенно не мои.
Уставившись в них, я испытал головокружительное ощущение
раздвоения.
Теперь я лучше
видел палату — старые обшарпанные стены, массивная металлическая
кровать с высокими бортами, допотопные медицинские
приборы.
— Интересно,
что у него сейчас в голове... если там вообще что-то осталось, —
сказал доктор, направляясь к выходу.
У меня в
голове был хаос. Нестерпимое желание закричать и абсолютная
невозможность — это сделать. Я не мог пошевелить даже мизинцем.
Всё, что мне оставалось — это смотреть в потолок и осознавать
ужасающую правду.
Я не умер.
Вернее, Марк Северин умер, но его сознание каким-то образом
переместилось в тело молодого спортсмена, получившего тяжелейшую
травму. Тело, которое врачи уже списали со счетов. Тело,
парализованное, обездвиженное, превращённое в «мыслящее
растение».
И тут,
наконец, я увидел перекидной календарь на стене.
«17 марта 1969
года».
Я не просто
оказался в чужом теле.
Я оказался в
прошлом.
За пятьдесят
четыре года до собственной смерти.
Абсурд этой
ситуации был так велик, что на мгновение я решил, что это
предсмертный бред моего угасающего мозга. Но ощущения были слишком
реальными — антисептический запах больницы, жёсткая простыня под
спиной, тупая боль, пульсирующая в основании черепа. И паралич —
полный, абсолютный, превративший меня в узника собственного
тела.