Гордая – в большом шумном городе, почти не видя неба, спрятанного за высокими свечками домов, и не слыша пения птиц.
Сейчас, когда расстояние до него уже не измерить, прежние проблемы ей кажутся ничтожными. Их можно было решить.
Все бросить, сесть в автобус и примчаться к нему. Так просто, так легко.
Не прогнал бы, обрадовался. Заметался бы по дому, стараясь скрыть холостяцкий беспорядок.
Гордая часто представляла себя у проруби на реке, стирающую его одежду. Дует холодный ветер, леденеют руки, а ей – хорошо! В душе – тепло! Потому что, когда она поднимется на пригорок и войдет в дом, он согреет ее озябшие руки в своих горячих мозолистых ладонях. В печи будут весело потрескивать дровишки, а в его глазах – плясать огоньки.
Ей так хотелось стать простой деревенской бабой и жить для своего, единственного в мире мужчины. Сажать картошку, косить сено, носить воду из колодца. И пусть в деревне уже давно никто не стирает в проруби – она будет, обязательно будет!
А он… с детства любил ее подругу. Смелая жила по соседству и была для него «своей», всегда рядом. В отличие от Гордой, приезжающей только раз в год на несколько дней.
Смелая была отчаянной.
Могла вскочить на спину огромного, серого в яблоках Орлика и ускакать на нем от разъяренного конюха в сторону леса. Могла переплыть озеро или нырнуть с высокого берега в самую его глубину.
Она не боялась заброшенных домов, пьяных мужиков и по темноте ходила одна в соседнюю деревню, в гости к любимой тетушке.
Он всегда смотрел на Смелую с восхищением. С малых лет говорил, что она – его судьба. Все было давно решено. Гордая и не пыталась соперничать. Она тоже любила Смелую – дорожила ее дружбой, стремилась быть на нее похожей.
В семь лет Смелая потеряла мать. Она стойко перенесла это испытание, ни разу не заплакав на похоронах и уворачиваясь от объятий желающих утешить ее людей. В жалости эта девчонка не нуждалась.
А вот в материнской заботе – да. Она так ждала, когда мама поправится и вернется к ней из городской больницы… Но горькая судьба лишила ее самого родного человека, оставив в памяти лишь теплые вечера, когда они вместе ходили встречать с пастбища корову и читали сказки на лавочке возле дома, купаясь в лучах заходящего солнца.
«Хочешь, мамкину косу покажу?» – тихо спрашивала Смелая у Гордой, когда та в очередной раз приходила к ней в гости, и аккуратно доставала из этажерки коробочку, завернутую в вышитую салфетку. Она снова и снова показывала срезанные и заплетенные в косу русые волосы своей мамы, прижимала их к щеке, носу, примеряла к своей голове. Гордая страшно боялась этой реликвии, но виду не показывала. Иногда, когда Смелая начинала грустить, она даже сама просила: «Покажи косу!» – и та оживлялась, и снова тянулась к этажерке.