Подмостки и декорации - страница 4

Шрифт
Интервал


Муж мой когда-то в молодости, после армии, работал завхозом в одном из тель-авивских театров. Он хорошо помнит этого худощавого, замкнутого, необщительного и одинокого человека, каким был Ханох.

На репетициях своих пьес он сидел вдали от всех, на последних рядах, изредка бросая короткие замечания по ходу репетиции, а потом как-то незаметно исчезал… За него говорили сами его диалоги, его бурлеск, его цинизм и восторг, его безграничная жалость к этому существу – человеку «левинских» подмостков.

Вот заканчивается очередной скетч у одного из киосков эмигрантского района, в который как-то очень естественно вовлекаются местные проститутки, отпустившие клиентов и высунувшиеся на улицы субботнего мегаполиса.

Цафрир перебрасывается с ними шуточками, они органично вписываются в сцену выяснения отношений между двумя любовниками со стажем.

Улица – часть декорации, улица хохочет, острословит!

Проехала неотложка. Говорят, кого-то зарезали на соседней улице. Разборки мафии. И это тоже – часть декорации.

– Мы пройдём сейчас в сердце «клоаки беженцев» – Старую и Новую «тахану мерказит» (автобусные станции), – говорит Цафрир.

Я – в шоке! Вспоминаю прогулку по криминальным кварталам с наркоманами и наркоманками, ворами из тель-авивских легенд и проститутками-транссексуалами, которую нам проводили от работы… Репортёр скандальных «жёлтых хроник», знакомый лично со всеми этими «легендами» южного Тель-Авива, пользуясь темнотой и анонимностью, подводил их к нам, знакомил, представлял историю жизни…

Я тогда, прорыдав пару дней, зареклась от походов на самое «дно».

И вот теперь нас снова отправляют в ад?

Бесконечные ряды благоустроенных ресторанчиков и магазинчиков, аккуратненькие комнаты на съём, толпы, тысячи и тысячи беженцев с чёрной, коричневой, жёлтой по цвету кожей, разных оттенков!

Запаха бедности не чувствуется. Только количество всех этих заведений и «мэагрим» (эмигрантов) поражает!

Бедный-бедный Южный Тель-Авив!

На улицах – толпы народа.

Мы здесь – какое-то инородное тело.

Цафрир гордо вышагивает впереди, за ним – мы, ошарашенные и огорошенные…

Музыка театральных подмостков «от Ханоха Левина» звучит громче местных музык.

Все поворачивают головы.

Из-за угла появляется наша актриса, в шляпке европейской беженки прошлого века, с саквояжем в руках.