Шофер и Горыч подползли к пассажиру сразу, как только поняли, что обстрел со стороны города прекратился.
Они перевернули пассажира лицом к небу.
– Дышит! – облегченно сказал шофер.
– Контузило, – Горыч зажег спичку и поднес ее к глазам пассажира.
Глаза недовольно сощурились и закрылись.
– Давай его в машину! – скомандовал шофер.
Стараясь двигаться как можно аккуратнее, они отнесли друга к кабине. Открыли дверцу и решили посадить его на мягкое сиденье. Как только попробовали его усадить, пассажир отчаянно выкрикнул свою боль и обмяк. Шофер и Горыч снова опустили его на землю.
– Позвоночник… – вздохнул шофер.
– Надо его в кузов!
С грехом пополам друзья подняли пассажира наверх, сложили в несколько слоев брезентовый чехол и уложили на него раненого. Накрыли его тоже брезентом.
От прожектора шло сильное тепло: металл успел хорошо разогреться, и должно было пройти не меньше часа, прежде чем он остынет.
Горыч с шофером забрались в кабину. Шофера пробрала дрожь. Он нерешительно дотронулся до руля, потом отвел руку и включил кабинный «светлячок». Маленькая лампочка, вспыхнувшая с внутренней стороны лобового стекла, разделила темноту на два цвета: серый и черный. Но даже от такого микроосвещения шофер зажмурился и долго не хотел открывать глаза.
Когда же все-таки открыл – поймал на себе тоскливый взгляд Горыча.
– Надо ехать, – твердо, словно возражая, сказал Горыч.
– Куда? – выдавил из себя шофер.
Горыч указал взглядом на лобовое стекло.
– Вперед и с выключенными фарами, – после короткой паузы объяснил он свой взгляд.
– В полной темноте?! – ошарашенно переспросил шофер.
– А ты хочешь еще раз подразнить городскую артиллерию?
– Ладно, – смирился шофер. – Только давай заранее попрощаемся друг с другом и с ним. Потом можем не успеть. Уж очень мне это напоминает путешествие по минному полю.
– Мне вся моя жизнь напоминает путешествие по минному полю, но я никогда ни с кем заранее не прощаюсь, – грустно улыбнулся Горыч. – Лучше уходить по-английски…
Прощание с пассажиром было коротким. Он лежал на брезенте с закрытыми глазами. Разница между бодрствованием и сном потеряла для него свое значение. Шофер и Горыч пожали вытянутую вдоль туловища руку и, присев рядом с пассажиром на корточки, раскурили по «беломорине». Докурив, вернулись в кабину.
Мотор завелся. Слепая машина медленно поползла вперед.