Картины, рисуемые воображением, были страшны. Более того, с наступлением ночи стало холодать. Воздух сгустился, потяжелел, опускаясь на спящих путников свинцовым пологом, а после пролился моросью дождя. Редкие капли стучали по лиственному куполу убаюкивающе, и сам дождь скорее раздражал, чем причинял истинные неудобства, но от его влажных прикосновений к лицу становилось еще холоднее.
Мара, улегшаяся по соседству, во сне придвинулась к подруге и уткнулась лицом ей в затылок. Стало немного уютнее, и Ринайя начала проваливаться в забытье, когда услышала чьи-то тихие и осторожные шаги.
Рефлекс сработал мгновенно — рука нащупала рукоять небольшого кинжала, покоящегося вместе с ней под плащом, раньше, чем сознание узнало поступь Тагара. Парень еле заметно припадал на одну ногу — сказывались последствия неудачной охоты.
Он подошел почти вплотную и остановился. Ринайя лежала спиной и не видела его лица, но инстинкт самосохранения велел не шевелиться, лишь быть начеку, чтобы в случае…
В случае чего? Это же Тагар, друг детства и хороший приятель. Только что ему понадобилось здесь и сейчас?
Тагар постоял над ними с Марой, а потом на них обеих что-то опустилось.
Ринайя вздрогнула и, больше не таясь, обернулась на мужчину. Плащ все еще хранил ощущение сильного мужского тела.
— Оставь себе. Вымокнешь.
— Я у костра. Мне не холодно, — и парень-воин также тихо ушел обратно.
Тагар с Марой были обещаны друг другу с самого детства. Они наверняка поженились бы через год-другой, если б пророчество не начало сбываться так несвоевременно.
"Каково это — вести свою невесту в дар божеству?". Додумать Ринайя уже не успела: моментально согревшись под вторым покрывалом, она наконец уснула.
Лагерь пробудился на рассвете. Сонные маэвцы, потягиваясь, по очереди отходили по нужде и развешивали отсыревшие за ночь плащи на ветках соседствующих с костром молодых дубов.
Яра, заспанная и недовольная, взяла котелок и отправилась к реке — настала ее очередь готовить завтрак. И почти сразу же вернулась обратно, бегом, без котелка и оглашая утренний лес истошным визгом.
— Эсмина! — брюнетка, пуча глаза, указала рукой в сторону берега, спускающегося к небольшой речушке.
… Эсмина нашлась в нескольких метрах от защитного контура. Она лежала в мелкой воде прямо под крутым обрывом. Прозрачные потоки находили себе путь между камнями и омывали девичье тело, струясь между раскинутыми руками и ногами, играя распущенными, наполовину белыми волосами и жизнерадостно сияя в лучах восходящего солнца. Вода смыла кровь с израненных босых ступней и какие-либо эмоции с застывшего лица. Оно было совершенно безжизненно и невозмутимо: кожа приобрела синевато-алебастровый оттенок, а темные запавшие глаза смотрели прямо в небо. Рядом с ее левым бедром покачивался котелок, с испугу оброненный Ярой в реку.