— Как тебя развлечь? — спросил мужчина, присаживаясь обратно в кресло.
“Исчезни из моей жизни!” — было первым порывом выкрикнуть ему в лицо.
— Никак. Я давно развлекаю себя сама. Лет с пяти, — мне удалось говорить ровным тоном.
Сизов окинул меня нечитаемым взглядом, усмехнулся.
— А ты изменилась.
— А ты нет, — отзеркалила я, вызывая еще одну ухмылку.
— А если ты ошибаешься?
Не ошибаюсь! Добрая и наивная Ляля умерла пять лет назад. Ты ее убил! А пережившая скандал с братом, незапланированную беременность в девятнадцать лет, бессонные ночи, косые взгляды врачей в женской консультации и мамочек в детском саду Лиза жива.
— Как долетел? — я сменила тему разговора.
— Спасибо. Хорошо.
Не в силах выдержать его тяжелый взгляд, я повернулась на топот и довольный крик малышки:
— Все! Спасли! — объявила она, вбегая в гостиную.
— Любишь мороженое? — спросил у нее Сизов.
“Ты не имеешь права ее спрашивать об этом! Ты бросил меня, а значит, и ее. Предал!” — все вопило внутри меня.
— Люблю. А ты?
— И я люблю. А ты какое больше любишь?
— Шоколадное, — с трудом выговорила Ириска трудное для нее слово.
— Прямо как твоя мама.
“Ты не имеешь права помнить даже об этом!” — я безмолвно кричала.
— Да-а-а, — малышка кивала.
— А сколько тебе лет?
— Ей три, — соврала я.
— Да, — тут же кивнула Ириска, демонстрируя Сизову четыре оттопыренных пальчика.
— Это четыре, — сказал он. — Один, два, три, четыре. Получается, тебе четыре, а мама вот говорит, что три.
— Она просто забыла. Помнишь, мам, на тортике была циферка. Это четыре.
— Да, прости, — ответила я, притягивая малышку к себе и крепко обнимая.
— Твоя мама, наверное, сильно устает. Вот и забыла.
Ириска активно закивала.
— Да. У нее важная работа.
— И чем твоя мама занимается?
— Ма…
— Ирина, — произнесла я строго, — помнишь, я говорила, что нельзя ничего рассказывать чужим дядям и тетям. А этот дядя чужой.
— По-о-омню, — протянула малышка. — Больше не буду, — шепнула она, обнимая меня в ответ.
— Твоя мама права, — согласился Сизов, выводя меня из себя. Он точно не имел права указывать, как поступать моей дочери, даже если его слова были верными. Этого права у него никогда не было и не будет. — Так, может, познакомимся? Если твоя мама разрешит, конечно.
Ириска подняла на меня широко распахнутые глаза и ждала ответа. Если я сейчас откажу или хоть как-то выдам себя, у Сизова только укрепятся сомнения. Он ведь не дурак и никогда им не был. Только беспринципной сволочью.