— Подходи, князя! Шибко саладка! — ревел он, вращая глазами.
Наблюдая за ним, я невольно подумал, что с такой глоткой и
жизненной силой ему бы окопы рыть, а не лепешками тут
торговать.
Неизменно появлялась и стайка вездесущих ребятишек. Завидев
русского в форме, они подбегали, облепляли его и наперебой
лопотали: «Копэка дай! Кусай хосю!». Жалкое зрелище, но ставшее уже
привычным фоном. Интересно, сколько из них переживет эту войну?
Нередко у ворот собирались и просто зеваки — местные китайцы,
привлеченные необычным зрелищем госпиталя «белых дьяволов». Они
стояли чуть поодаль, молчаливые, внимательные, с непроницаемыми
лицами. Однажды я заметил, как несколько таких наблюдателей
буквально вперились взглядами в первую госпитальную красавицу,
сестру милосердия Варвару Михайловну Трубину. Она очень подружилась
с Агнесс, а вот отношения с Волконской у нее не сложились.
Варвара, молодая блондинка с тонкой, почти прозрачной кожей,
голубыми глазами была крайне непривычная к такому бесцеремонному
вниманию. Тут же заметно смутилась.
Пара фельдшеров из новых, куривших у входа — Зубов и Гришин —
решили это по-своему «обыграть».
— Эй, соседи! Шанго? — крикнул Зубов одному из китайцев, кивая
на покрасневшую Варвару. — Барышня наша, красивая?
Китайцы, как по команде, заулыбались, обнажая кривые зубы, и
закивали:
— Эге! Шанго! Шибко карсиво! Халосая!
Сейчас они выдадут ее «замуж» — подумал я, выходя следом на
крыльцо. Фельдшеры люди грубые, имеющие дело со смертью каждый
день. Надо помочь.
— Зубов, вам заняться нечем?! — цыкнул я на заводилу — Сейчас же
идите на госпитальный склад, там завхоз сортирует постельное белье.
Поможете ему носить тюки.
Пока я разгонял фельдшеров, Варвара поспешно скрылась внутри.
Разочарованные китайцы начали расходится. Я уже тоже собрался было
вернуться в кабинет, как раздался скрип полозьев и взволнованные
голоса. У ворот остановились сани, на которых лежало несколько тел
в военной форме.
— Ваше сиятельство — знакомый кучер поклонился мне — Вот,
доставил солдат. Без сознания. Говорят, тиф...
Госпиталь ещё не был готов. Белили стены, пилили доски, варили
чай на походной кухне. Но война ждать не будет. Она не спрашивает,
готов ли ты. Она просто приходит. Вот как сейчас — в санях, на
промёрзшей подстилке.
— В приёмное! — скомандовал я. — Зубов, Гришин! Вернулись — и в
перевязочную! Волконскую ко мне! И чай, к чёрту, в сторону —
начинаем работать!