Верхнюю часть, ближе к замку,
населяли ремесленники и торговцы, чьи дома, хоть и были сложены из
камня, выглядели убого. Черепичные крыши, покрытые мхом, узкие
окна, скорее похожие на щели, щербатые чуть выше метра
штакетники.
Но истинная нищета царила в нижней
части Грэйстоуна. Здесь халупки уже были не каменными, а
деревянными, часто с соломенными крышами, прогнившими от постоянной
сырости. Улицы тут не мостили, и в дождливые дни (а таких в наших
краях было большинство) они превращались в настоящие болота, по
которым можно было передвигаться только в высоких сапогах или вовсе
босиком, задрав платье выше колен.
Сточные канавы, открытые всем ветрам
и взглядам, наполняли город тошнотворным запахом гниения и
нечистот. В Нижнем не было ни единого просвета между домами шириной
больше, чем два человеческих роста, настолько тесно лепились друг к
другу покосившиеся хибары.
Горожане были под стать своему месту
жительства. Такие же угрюмые и невзрачные. Вечно согбенные под
тяжестью труда и нужды, с серыми от грязи лицами и потухшими
глазами, они напоминали тени, скользящие между домами.
Женщины в блёклых платьях, мужчины в
залатанных куртках, дети с вечно сопливыми носами и босыми ногами -
все они жили по соседству с грязью и болезнями, которые в нашем
мире, практически лишенном солнечного света, распространялись с
пугающей быстротой.
Лишь в дни торговли, когда сюда
съезжались обитатели окрестных деревень и жители соседних баронств
и графств, город словно пробуждался от спячки. Появлялись цветные
навесы над прилавками, звучала музыка бродячих артистов, пестрели
товары, привезённые купцами из дальних земель.
Насмотревшись на горожан, задёрнула
шторку и откинулась на жёсткую спинку сиденья. Прикрыла опухшие от
слёз веки, шмыгнула носом.
Впереди ждало аббатство. Мне
оставалось верить, что хуже уже не будет.

Аббатство показалось на горизонте,
когда солнце (размытый диск за пеленой туч), склонилось к закату.
Серая громада из камня вырастала из земли, словно древний исполин,
ощеривший свои клыки-башни. Храм стоял на холме, окружённый высокой
стеной, от которой веяло холодом и неприступностью. От такого
внушительного зрелища кожа покрылась мурашками… страха. Снаружи это
место выглядело неприветливо.

Дорога заняла два дня, и большую
часть времени я, укачиваемая равномерным скрипом колёс, бездумно
смотрела в окно на проплывающие пустоши, поля и редкие деревеньки.
За всё путешествие кучер обращался ко мне, лишь чтобы накормить
водой и чёрствым хлебом с кусочком каменного сыра. Всё остальное
время он молчал. Ночевали мы в основном в домах старост, моё
положение не позволило бы крестьянам разместить меня где
попало.