Через некоторое время к нашей группе
присоединился доктор Харрингтон и еще один мужчина —
представительный господин с военной выправкой, которого представили
как полковника фон Кляйста, «интересующегося практическим
применением научных достижений».
— Наука должна служить государству, —
безапелляционно и даже несколько резко заявил полковник. — Особенно
в такое неспокойное время, когда старые порядки рушатся, а новые
еще не укрепились.
— Безусловно, — поддакнул Харрингтон.
— Но важно понимать, какому именно государству она должна
служить.
— Тому, которое достойно лидерства, —
фон Кляйст отпил из бокала. — Тому, где правят лучшие.
— И кто определяет, кто лучший? —
поинтересовался я с легкой усмешкой.
Полковник смерил меня пронзительным
взглядом.
— История, господин Темников. История
и естественный отбор. Некоторые расы и народы просто более
приспособлены к лидерству, чем другие. Это вопрос не политики, а
науки. Выживает сильнейший — разве не так говорят ваши же
биологи?
— Биология часто трактуется
превратно, — я пожал плечами. — Сильнейший — не всегда означает
сильнейший физически или даже интеллектуально. Часто выживает тот,
кто лучше приспособлен к сотрудничеству, к формированию сообществ.
Муравьи хороши не потому, что каждый из них силен, а потому, что их
сообщество функционирует как единый организм.
— Прекрасное сравнение, — вмешался
Харрингтон. — Но заметьте, даже у муравьев есть королева и рабочие.
Иерархия заложена в самой природе. Нам остается лишь признать ее и
следовать естественному порядку вещей.
— Или создать новый порядок, — тихо
произнес ранее молчавший член нашей группы — пожилой человек с
аскетичным лицом. — Порядок, основанный не на случайности рождения,
а на истинных достоинствах.
— И как определить эти достоинства? —
я поднял бровь. — По цвету глаз? По форме черепа? По способности к
магии?
— По всему вместе, — серьезно ответил
старик. — Человечество стоит на пороге новой эры. Эры, когда наука
и магия объединятся, чтобы создать лучшую версию человека.
Свободную от болезней, старости, ограничений плоти…
— Звучит как утопия, — я улыбнулся,
изображая скептицизм. — Или как проект Корниловых, который так
бесславно провалился.
В группе повисла тишина. Несколько
лиц обратились ко мне с плохо скрываемым удивлением.