Учёба в школе в те годы была лишь побочным явлением в моей
жизни. Главным моим занятием было пение. Пение было моим любимым
занятием, пусть я и сильно уставал во время репетиций. Когда я пел,
я будто бы дышал полной грудью – во время перерывов между
репетициями и выступлениями мне словно не хватало кислорода для
дыхания. Я сбился со счёта, на скольких сценах и в скольких городах
нашей страны я побывал. Везде меня встречали и провожали овациями.
Мне дарили цветы, сувениры и конфеты. На торжественных приёмах в
Кремле я приветствовал делегатов Съезда и иностранных гостей. Мне
пожимал после выступления руку Первый секретарь ЦК КПСС, и я сам
дарил ему цветы.
12 апреля 1961 года я радовался вместе со всей страной первому
полёту человека в космос. Мне кажется, со дня моего дебютного
сольного выступления в качестве солиста хора это событие было
первым, на время заставившим меня позабыть о пении. Я помню, как по
улицам шли толпы людей с самодельными транспарантами. Помню надписи
на этих транспарантах (белых, словно пошитых из обычных простыней):
«СЛАВА ПЕРВОМУ СОВЕТСКОМУ КОСМОНАВТУ!», «ФАНТАСТИЧНО!», «ЮРИЙ
ГАГАРИН». Я смотрел по телевизору, как встречали Гагарина. Помню,
как он шёл к встречающим его людям по расстеленной на земле
ковровой дорожке; а на ботинке у него будто бы болтался развязанный
шнурок – позже я узнал, что это была подтяжка от носка…
Полёт Юрия Гагарина в космос стал ярким финальным аккордом
светлой полосы в моей жизни. Которая закончилась в мае 1961 года,
когда у меня во время выступления впервые «сломался» голос. Я
помню, как испытал во время того выступления сперва растерянность,
а потом меня будто бы захлестнула волна ужаса и стыда. Потому что я
впервые осознал, что пел не идеально. Помню, как взрослые меня
успокаивали после концерта. Как бабушка придумывала оправдания
моему фиаско. Но уже в тот день я почувствовал, что «всё кончено».
Проблемы с голосом не исчезли – они нарастали, как снежный ком.
Врачи твердили, что это «нормальное явление» в моём возрасте. Они
огласили мне приговор: прекратить пение до того дня, как мне
исполнится шестнадцать лет.
Изменения в своём новом статусе я почувствовал уже летом, когда
побывал в пионерском лагере (родители отправили меня туда, как в
ссылку). Именно в лагере я впервые подрался. Я первый бросился на
своего обидчика с кулаками. Не проиграл в схватке подчистую лишь
потому, что превратился тогда едва ли не в берсерка, не
чувствовавшего боли. Но схлопотал первый фингал под глазом. Впервые
разбил себе кулаки в кровь. Я хорошо помню, как бабушка охнула при
виде моего лица, разукрашенного в сине-жёлто-зелёные цвета. А 19
августа 1961 года бабушка умерла – мне долго казалось, что её
«подкосили» постигшие меня в том году неудачи. Хотя родители мне и
твердили, что у бабушки давно уже были серьёзные проблемы с
сердцем.