— Интересно, как с такой внешностью ты сумел так
высоко подняться там, где просто право на жизнь нужно
выгрызать зубами? — пробормотал я, вглядываясь
в знакомые черты. — «Ты просто найди правильные
слова», — я помотал головой. В этом мертвом здании,
мне уже мерещится какая-то чертовщина. — А если бы
я нашел правильные слова, что бы ты сделал?
Ты стал бы мне другом? Или братом, которым мог бы
стать? Или ты стал бы работать на меня?
Вряд ли, — я бросил фотографию в папку
и закрыл глаза.— Все что мы должны были сказать друг
другу, мы сказали давно, тогда, в полицейском участке.
И пусть Прекраснейшая будет мне судьей, если я скажу, что
ни разу не хотел изменить все, что тогда тебе сказал
и сделал. Точнее, не сделал.
— Дей, очнись, как ты? — я открыл глаза
и недоуменно посмотрел на Ванду. — Нас
Эд прислал, — я с трудом сфокусировался
на ней. За спиной Ванды стоял Рейн. Надо же,
я так погрузился в себя, что не заметил
их присутствия.
— Да, я понял. Он сказал, что я...
— я запнулся, не зная, как охарактеризовать сое
теперешнее положение.
— Стал начальником? Да, сказал, — Рей устало рухнул
на стул. — Но это было предсказуемо, почти
шестьдесят процентов. Я был почти уверен, Эдуард только
подтвердил мои догадки.
— Целых шестьдесят процентов? А почему ты мне
не сказал, когда мы лазили в дыму, пытаясь понять,
что же нам сейчас делать? — я спрашивал как-то вяло.
На самом деле мне не нужен был ответ, и Рейн это
прекрасно понимал, потому что не ответил, просто сел
на тот самый стул, с которого недавно встал Алекс,
и прикрыл глаза. Никто не хотел нарушать тишину.
За небольшое количество времени, что мы провели
в этом аду, все вымотались до предела.
— Милтона нашли? — задал я вопрос, ответ
на который и так знал. Если бы тела офицеров нашли,
то мне сразу бы об этом сообщили. Ванда с Реем
отрицательно покачали головами.
— Чем ты занимаешься? — тихо добавила Ванда.
Я посмотрел на ее зареванное, бледное личико,
на котором ярко выделялся синяк на правом глазу, плавно
переходящий на половину щеки.
— Не поверите, думаю, как нам заполучить Реггана
Гволхмэя.
— Зачем? — Ванда не стала искать себе стул, она
просто села на стол, рядом со мной и подняла
фотографию Реггана. Как всегда, когда она на него смотрела,
в ее взгляде появилась задумчивая нежность.
Я никогда не пойму ее чувств к Гволхмэю, потому
что нежность — это последнее чувство, которое он способен
вызвать.