Я закрыл глаза. Я не хочу. Я не хочу
ничего этого понимать.
— Может, мы начнем уже доставать погибших?
— я снова закашлялся. Тела пока еще были где-то там, под
завалами. Тела Милтона мы тоже пока не нашли.
Про то, что я вот так внезапно стал главой СБ,
я мог судить только со слов Эда. И хотя этих слов
было достаточно, все-таки у него с этой структурой
древняя мистическая связь, но я хотел убедиться.
Убедиться в том, что действительно нет другого выхода.
— Нужно похоронить достойно, помочь семьям, начать
восстанавливать здание — на сегодняшний день это
единственное, с чего мы можем начать. Эд, как там Лео?
— я снова попытался переключиться
от сюреалистичности происходящего на более земные
вопросы.
— Лео выздоравливает, — Эдуард прошел вдоль стола,
взял папку Гволхмэя и хмыкнул.
— Эдуард, а ты можешь занять пост начальника?
— я сделал последнюю слабую попытку увернуться.
— Нет. Дей, я тоже когда-то давал клятвы. И мои
клятвы были о том, что я никогда не стану
возглавлять ничего, даже таверну. Я не хочу умирать
мучительной смертью, попытавшись податься жалости к тебе,
нарушив при этом данное очень давно слово.
Я сжал зубы и стиснул кулаки, на меня снова
нахлынула волна боли, но не физической, как тогда, когда
я на секунду усомнился в правильности моего выбора,
а моральной от собственной беспомощности
и невозможности что-то исправить.
— Я хочу побыть один, — с этими словами
я рухнул на стул и закрыл руками голову.
— Хорошо, но сильно долго не рефлексируй,
у тебя нет теперь на это ни времени,
ни права, — Алекс поднялся со своего стула
и направился к двери. Я посмотрел на него,
отмечая, что морщины на его лице стали глубже. Сейчас
он как никогда выглядел на свой биологический
возраст.
Эдуард и Алекс вышли, а я остался один,
переваривая все то, что на меня обрушилось.
Взгляд все время возвращался к делу Гволхмэя. Поддавшись
порыву, я схватил папку и открыл ее. Фото Реггана
здесь тоже присутствовало, но почему-то ранее
я не обращал на него внимания. Он сидел
на лавке в каком-то парке и задумчиво смотрел
на копошившихся у его ног голубей, которых, похоже, сам
и кормил. Гволхмэй практически не изменился с нашей
последней встречи, только черты лица стали более резкими, однако
глаза на этом фоне выглядели еще более выразительными.
Я присмотрелся, да мне не показалось, его глаза
стали еще более светлыми. Он был очень красив, но, как
и в юности, его красота мало походила на воплощение
мужественности и мужского совершенства Эдуарда.