Темир вспыхнул и коснулся пальцами лица. Щека была мокрой от слёз. Он плакал? Когда? Позор воину, позор царской крови. Он, как был на коленях, отполз к своей постели и укрылся с головой. Слышал, как ложится Шаманка – тяжело, устало. Вот она уже и засопела громко, задышала мерно. Видимо, искусство её отнимало много сил телесных и душевных. Но она не спала. Сказала ещё:
– Спим по очереди вполглаза, кормим очаг. Потухнет – закоченеем к утру. Вчера мой черёд был не спать, сегодня – дочки. Стало быть, завтра тебе в дозор, воин.
Рука горела. Темира трясло под одеялом. Он не умел ни разводить, ни поддерживать огонь в очаге. В доме отца это было заботой слуг. Ему стало очень одиноко, и тоска по дому охватила так остро, предлагая картинки привычной жизни. Вот старшая сестра расчёсывает длинные косы, думая, как бы улизнуть тайком на свидание. Вот братья затеяли шуточный кулачный бой, а старая служанка прикрикивает, чтобы шли дурачиться во двор, а не громили дом. Вот мать вышивает в неверном свете очага, тихонько напевая. Вот отец сам чистит своего скакуна, не доверяя слугам. Интересно, выпал ли дома снег? А здесь, здесь не будет его? Голой, безжизненной представлялась теперь Темиру эта земля. А в большом стане мальчишки сейчас мастерят из конского навоза лежаки, поливая водой и терпеливо ожидая, пока застынет. Потом тащат их в гору и, плюхнувшись на лежак животом, вниз головой катят по склону с оглушительным свистом, сбивая с ног любого, кто окажется на пути.
Темир заплакал жалобно, с подвыванием, поджимая ноги к животу и ещё сильнее натягивая на голову одеяло. Ему стало безразлично, услышит ли кто. Бесконечная зима на чужом ему Укоке с чужими людьми.
– Эй, ты как тут? – послышался громкий шёпот.
Дочка Шаманки скользнула к Темиру под одеяло, тоже с головой. Обняла его, прижавшись тёплым животом к спине и неловко целуя в макушку.
– Уходи. Не понимаешь, – буркнул Темир, отодвигаясь.
– Чего не понимаю? Тоски по дому не понимаю? Боли не понимаю? – мирно спросила Дочка Шаманки. – Завтра покажу под солнцем свои рисунки. Один совсем свежий, не зажил ещё. Никому не показываю, а тебе можно. Шаманка сказала, тебе можно.
Темир не ответил, но расслабился и позволил ей крепче себя обнять.
– Отчего у тебя волосы, как солнечные лучи? И глаза, как летнее небо? – спросила вдруг она.