— А баба Надя говорила что-то об
одичавших.
— Чем дольше спят, тем тяжелей воспринимают людей, —
вздохнул Афоня, — Бабушка вроде их проведывает, а все равно
раз-раз, и кто-нибудь да срывается.
— Ясно, все, как у людей.
— Так сколько веков мы с вами бок о бок живем, уже
все ваши привычки да повадки переняли. Ладно, поговорил с тобой,
хоть на сердце полегчало. Если тебя Кузьмич забижать будет, ты к
нам приходи, мы этому михрютке быстро покажем, где Кузькина мать, —
домовой погрозил кулачком, — Все, иди ужо, а то дитенку упаришь. И
гостинца не забудь. Тама волшебные ложки, постучишь ими друг об
дружку, и мы с Аглаей к тебе придем на помощь, а то же Кузьмич
много чего не знает.
— Благодарю тебя, Афоня, за все, и за советы, и за
подсказки, и за помощь, за все, за все, — Люба приложила руку к
груди.
— Да это, обращайся, — зарделся дедушка, — Ну усе,
беги, голубка, ни пуха тебе ни пера, удачи, в
общем.
Домовой улыбнулся и исчез. Аглая даже не вышла
провожать их. Люба выскочила на улицу с Верочкой, усадила ее в
санки и покатила на новое место жительство.
Вот тебе и
домовой
Почти до обеда провозились в доме с вещами Люба с
дядей Лешей. Он то мебель ей «новую» соорудил, то поставил ее туда,
куда надо, то дров нарубил и притащил несколько деревяшек
домой.
— Ты это, Любашка, не стесняйся, звони, проси, если
что сделать надо, помочь. Я, если в деревне буду, то обязательно
помогу, — сказал он, — А то же без мужика одной в доме не
обойтись.
— Благодарю вас, дядя Леша, — кивнула
Люба.
Она постепенно заполнила вещами
шифоньер.
— Может, пообедаем? — предложила она
ему.
— Нет-нет, я к себе пойду. Меня жинка моя ждет к
обеду, а ты пока тут обживайся. Я к двум часам подойду к
ФАПу.
— Хорошо, я буду вас ждать.
— Агась, - кивнул Леший.
Он собрал весь свой инструмент и уехал домой. Люба
достала пирожки, которые они с бабой Надей накануне испекли,
поставила чайник, усадила в стульчик Верочку и стала разогревать в
кастрюльке бульон с курицей.
— Надо всё свежее варить, — послышался позади нее
скрипучий старческий голос, — Такое даже собаке давать стыдно, а ты
ребятенка кормить собралась.
Она обернулась и увидала перед собой неряшливого
маленького старичка, одежда которого была полностью покрыта
заплатками. Борода торчала в разные стороны спутанными комками, в
которых, по всей видимости, уже поселились мыши. Он выговаривал ей,
а Люба его не слушала, потому что уставилась на его огромные
грязные ноги. Дед говорил и шевелил пальцами ног, постукивая
длинными ногтями по полу в такт своим речам.