Никакой логики, ни грамма осмысленности. Бессмысленный стихийный
порыв, и остановить одержимого может только удар «КАМАЗа».
На душе стало легко и радостно: мы не одни! Все николаевские с
нами! И сразу пришло беспокойство: а как это отразится на времени
грядущей катастрофы?
— Ну а как? Смотреть, когда такое творится? – возмутился кто-то
за спиной Алтанбаева.
Все закивали, и наши, и гопники. Алтанбаев хлопнул меня по
спине.
— Ты поступил бы так же! Вы ж типа боксеры, да? С тренировки
идете?
— С тренировки, — ответил я, повторив его же слова. – Идем.
— И че, прям толковые боксеры? – спросили из-за спины Егора.
— Да, блин! – узнал я голос Зямы. – Отвечаю!
— А ты главный? – Алтанбаев толкнул меня в грудь, но я
устоял.
Тогда он стал прыгать вокруг меня и наносить воображаемые
удары.
— Ну че ты? Дерись!
Я смотрел на его обезьяньи скачки, прижав руки к груди – на
всякий случай, вдруг и правда решится ударить по приколу, а сам
задал риторический вопрос:
— Самая лучшая драка какая?
Алтанбаев остановился, разинув рот.
— Ну-у… э-э-э…
— Та, которую удалось избежать, — холодно ответил я. – Если
хочешь меня проверить, давай отойдем туда, где свет. Ну, или завтра
забьемся, обговорим правила и будем рубиться.
В моем голосе было столько уверенности, что он спасовал. Чтобы
не агрить будущего союзника, я обратился к Меликову:
— Рам, давай покажем пацанам кузькину мать.
— Пусть извинится за черного, — проворчал Рамиль.
К моему удивлению, Алтанбаев бычить не стал.
— Да ладно, проехали. Нормальный ты пацан. Я и сам –
Ал-тан-ба-ев, хоть рожа рязанская. – Он чиркнул зажигалкой, освещая
свое лицо.
Он отдаленно напоминал Бреда Питт, только нос не вздернутый, а
прямой и тонкий. Абсолютное несоответствие внешности и
поведения.
— Нормальная рожа, — оценила Лихолетова кокетливо. – Симпатичная
даже.
Егор заулыбался, провел пятерней по бритой макушке.
— Так че там кузькина мать-то?
— Темно. Давай к остановке, там фонарь есть, — предложил Рамиль,
потирая руки.
Компания гопников потянулась к остановке, как стайка молей – на
свет, мы – за ними. По голосу я узнал среди свиты Алтанбаева нашего
Заславского.
На остановке стояла кудрявая женщина лет сорока. Увидев нас, она
испуганно распахнула глаза, попятилась. Алтанбаеву было все равно,
а мне стало жаль ее, и я крикнул:
— Не бойтесь, мы вас не тронем. И никого не тронем.