Алтанбаев шел в сопровождении Крючка, в драной выцветшей куртке.
Топали они так, словно что-то им мешало, их движения были, как у
роботов.
— Пипец все болит, — пожаловался Егор.
— Ты зверь! — с восторгом проговорил Крючок.
Алтанбаев скинул куртку и отдал Крючку, демонстрируя старомодный
пиджак, брюки и белую рубашку. Он даже ногти постриг и траурную
кайму вывел.
— Ого, — оценил я. – Где такой прикид надыбал?
Егор улыбнулся, огладил пиджак.
— От бати. Батя у меня старый был, двадцать шестого года, помер
уже. Мне одиннадцать лет было. А пиджак, вот. Не позорный?
Пиджак, конечно, был, как из ретро-фильма. Но зато
демонстрировал серьезность намерений Алтанбаева.
— Крутой прикид. Директриса клуба сразу капитулирует.
— Чего-чего?
— Увидит тебя – и сразу влюбится. Только кепку сними, не
катит.
— Че это? – Егор схватился за кепку обеими руками, словно ей
угрожала утилизация. – Нормальный кепарик.
— Ее с пиджаком не носят, — подтвердил мои слова Крючок.
— Чейто? – не сдавался Алтанбаев.
— Это как… ну… плавки и шуба.
— Аа-а, тады на.
Отдав кепку Крючку, Алтанбаев пригладил ежик волос и обратился
ко мне:
— Ну че, ходу. Я как, четенько?
Я показал «класс», и мы вошли в клуб. В пустынном холле никого
не было и пахло уходящей эпохой: плиты из мраморной крошки на полу,
на стенах – агитки в рамках и портреты разных деятелей: Ленин,
Брежнев, Моцарт, Суворов, Александр Македонский, три богатыря и
молодая Пугачева.
«Не пей – козленочком станешь», «скажем нет наркотикам и
алкоголю», «курить – здоровью вредить.
Второй этаж занимала библиотека, студии для чего-то там все
время были закрытыми. На третьем какой-то алкоголик учил молодежь
играть на гитаре, была секция скрипочки, вокала, театральный и
танцы в просторном зале. На этот зал я и надеялся, там должны быть
маты. Инвентарь купим со временем, а для начала можно набить
опилками мешок и отрабатывать на нем удары.
Директорский кабинет нашелся на первом этаже, возле кабинета.
Алтанбаев, хотя это на него не похоже, оробел. Прежде, чем
постучать, я уточнил:
— Тебе ж восемнадцать есть?
Когда-то он учился вместе с Наташкой, вроде она говорила, что он
дважды оставался на второй год. Но вдруг не дважды, я что-то
перепутал, и ему семнадцать?
— А то! – гордо выпятил грудь он. – В сентябре стукнуло.
Третьего числа.