— А самого
Ракожора — то есть, Паукова, в углях оставим или на кладбище
повезем?
— А к чему
нам кладбище портить? И возиться-то зачем? — равнодушно сказал я. —
А пепелище еще песком да землей засыплем, цветочки посадим, а
лопухи сами сверху прорастут. И могилка готовая, и красиво. Пусть
тут лежит, вместе с краденой юбкой, бабьей блузкой, да туфлями, что
утопленница оставила.
— Не было
на ней туфель, босая пришла, — буркнул Ракожор. — Юбка да кофта
были, платок еще был. Не крал я. Оно все само лежало. Отродясь
ничего не крал.
Я
посмотрел на пристава, а тот только пожал плечами и произнес
казенную фразу:
— Горькую
сильно пьет, но в кражах замечен не был.
Бомжара
встал, прошел в угол и начал выворачивать всякую мягкую дрянь.
Извлек сравнительно приличную юбку, блузку и женский
платок.
— Барахло
женское господину городовому отдай, — кивнул я на Егорушкина. А сам
садись и рассказывай — как все было. Что видел?
— Не видел
я, вот истинный крест!
—?!
— Слышал
только. Вчера вечером — ночью уже, верши я ставил. Слышу — баба
какая-то что-то под нос бормочет. Не пойму - молодая или старая?
Далеко было. И плещется. Ну, думаю, совсем спятила? Ильин день-то
уже давно прошел, вода холодная. А потом слышу — молится, вроде. Я
дальше-то и слушать не стал, а уж смотреть-то тем более. Подальше
ушел. А на зорьке, пошел верши проверять — смотрю юбка лежит,
блузка. Все свернуто аккуратно. Но туфель или башмаков не было.
Точно, утопилась какая-то дура. Я на воду глянул — трупа нет. Думаю
— так и хрен-то с ней, решила утопнуть — так твое дело. А
барахлишко-то и продать можно. Полотно, пусть и не новое, но
добротное. За все можно рубля полтора-два выручить.
— Где вещи
лежали? — спросил я, оторвавшись от записи.
— Так на
мостках, с которых бабы белье полощут.
— Значит,
говоришь — либо поздним вечером, либо ночью? — уточнил
я.
— Скорее
вечером, после заката.
— Значит,
часов в десять или в одиннадцать?
— Как-то
так. У меня же часов-то нет, — пожал плечами Ракоед.
—
Распишитесь, — вежливо предложил я свидетелю. — Неграмотный? Тогда
ставь крестик.
Кажется,
больше из бомжа ничего не выжать. Да и на свежий воздух пора. Не
получается у меня изображать ловца жемчуга, в вдыхать эту вонь — ну
его нафиг.
— Задачу
свою знаете? — спросил я у Ухтомского.
— Так
точно, — козырнул тот. — Провести опознание, а родственников
привести на допрос.