— Ой,
Ваня-Ваня, чё сказать-то хочу! — опять подскочила ко мне козлушка.
— Мне же вчера сон приснился, хотела тебе рассказать, пока не
забыла.
— И что за
сон? — поинтересовался я, прикидывая расстояние — дотянусь, или
нет? Нет, мартышка правильно встала — не дотянусь.
—
Приснилось, что вы с Леной — Еленой Георгиевной, то есть, меня в
гимназию ведете, — затараторила Анька. — Но я отчего-то совсем
маленькая, лет семь. Разве в семь лет в гимназию ходят? А вы
отчего-то стали моими родителями. Косички какие-то, а еще банты
дурацкие. Да, еще запомнила юбку в клеточку.
— Тебе
нужно Елену спросить — не снилось ли и ей что-то подобное, —
посоветовал я.
И отчего я
не удивился совпадению?
— А я и
спросила. Говорит — снилось. И была одета очень странно. В штаны и
сюртук!
— Передай
Леночке, что это называется брючный костюм, — сообщил я. — Не
спрашивай, откуда знаю, но мне тоже этот сон снился.
Сообщив
эту важную новость, удрал, пока Анька не начала задавать
дополнительные вопросы. Этак и на службу опоздаю.
— Ме? —
поинтересовалась Манька, когда проходил мимо.
— Деньги
зарабатывать пошел, — пояснил я. — Иначе, кто тебе дуре сено
покупать станет?
— Ме-а?!
Ме-ме.
Типа —
дурочек сеном не кормят, а раз так — дуй, не отвлекайся на
болтовню. Все она понимает.
Прибыл на
службу вовремя, а теперь сидел и честно занимался положенным по
должности делом — разбирал бумаги, связанные с делом по
самоубийству Екатерины Михайловой, раздумывая — что из них
выкинуть, а что слегка поправить. Если уголовного дела нет, то и
следственных действий проводить не положено. Скажем — Акт осмотра
места происшествия можно оставить и так, а вот допрос Ракожора надо
превратить в «объяснение». Но там и делов-то — взять ручку да
исправить слово. Акт изъятия вещей покойной у бирюка я не сделал,
да и сами вещи остались у пристава. Были бы у меня, можно было бы
сразу свекрови и отдать, взяв расписку. Ничего, сама потом сходит и
заберет. Кстати, Ангелина Никодимовна ни разу не заикнулась о вещах
покойной невестки. Плюсик ей.
Вспомнилась жалоба брата отравившегося фельдшера
Виссариона Щепотьева[1], который переживал, что ему
не возвращают барахло покойного — старые штаны, кальсоны и что-то
еще.
Все-таки,
кое-что меня в самоубийстве Екатерины смущало. Во-первых, нужно
было сразу спросить у свекрови — не ударялась ли невестка затылком
накануне смерти? Предположим — лазила в голбец за картошкой, да и
стукнулась головой. Впрочем, это уже детали. Доктор-то все равно
станет делать вскрытие.