— Пол-литра! «Столичной»!
Судя по всему, до продавщицы все-таки дошел дух перегара, хотя я
и видел, как мужчина до этого пытался заглушить его, разжевав
солидный кусок лаврового листа. Она поморщилась, гневно глянула на
покупателя и нехотя выдала ему с витрины бутылку водки. Мужики тут
же всей гурьбой поспешно ретировались к кассе.
При виде всей этой картины я сочувственно улыбнулся в сторону
незадачливых выпивох и двинулся в сторону витрины с хлебом. Здесь
на деревянных лотках, установленных друг над другом в четыре этажа,
лежали батоны нарезные, буханки и половинки буханок ржаного и
бородинского хлеба, а рядом, на двух лотках расположились маленькие
булочки с изюмом по десять копеек за штуку.
Я тут же вспомнил их ни с чем не сравнимый вкус. Особенно я их
любил есть с молоком. Не знаю почему, но с кефиром мне нравился
именно белый хлеб, особенно его мягкая и хрустящая горбушка, а вот
с молоком – булочки с изюмом. Рот сразу же наполнился слюной, и я
судорожно сглотнул.
И эти самые чудесные булочки лежали на лотке сплошной выпеченной
массой во всю его ширину. И их надо было от этого огромного пирога
отламывать. Поэтому сверху и снизу у них получалась румяная
запеченная корочка, а по бокам – белый мякиш, из которого
проглядывали крупные изюмины. Я всегда любил отламывать боковые
булочки, потому что там было больше всего корочки, которая мне
безумно нравилась.
Но в этот раз придется обойтись без них. Жили мы не богато и
лишние, несанкционированные мамой траты, могли подорвать доверие ко
мне. А мне этого жуть как не хотелось.
Так что я пересилил себя и отошел к лоткам с батонами. С виду
все они были свежими, но, тем не менее, рядом с ними на веревке
висела специальная металлическая лопатка, которой можно было
проверить хлеб на мягкость. Помню, как в детстве я любил ей
пользоваться, и при этом часто проказничал, пытаясь обязательно
надавить на батон так, чтобы проломить верхнюю корочку до белого
мякиша. Мама всегда меня за это ругала.
В этот раз я, конечно, этого делать не стал. Но лопаткой
все-таки воспользовался. Единственное потому, что давно от них
отвык и хотел еще раз повторить эту забытую с детства
манипуляцию.
Взяв, наконец, в руку понравившийся мне батон, я без всякой
задней мысли отправил его в авоську. И вот что было странно: в деве
тысячи двадцать четвертом я бы даже не посмотрел на такой батон.
Ведь он не был, как положено, запакован в целлофановый пакет. А
некоторые на моем месте даже возмутились бы такой вопиющей
антисанитарией. А тут у меня даже мысли такой не возникло. Просто
берешь все еще теплый хлеб, пробуя уже руками его на мягкость,
спокойно отправляешь в сумку, и никаких проблем!