Утолив жажду, мы поехали дальше и уже через пять минут
поворачивали к нашим домам. Здесь кипела своя особая бурная
вечерняя жизнь. Пивной ларек уже закрылся, и мужики переместились
во двор за столик. От него раздавались громкие щелчки, возбужденные
полупьяные возгласы, а иногда доносились лихие выкрики: «Рыба!».
Старшее поколение, а по факту, мои ровесники, играло в домино.
Причем довольно-таки азартно. При этом почти каждый из них
отхлебывал из поллитровых банок пиво, которым они щедро запаслись
впрок.
Из одного из приоткрытых окон соседнего дома доносилась музыка.
Похоже, кто-то включил на полную громкость магнитофон или радио, и
на весь двор звучала песня Антонова «На улице Каштановой». Эта
атмосфера обычного советского двора была настолько теплой, уютной и
домашней, что мне даже на миг захотелось вновь стать
пятидесятилетним и посидеть с мужиками за тем столом, поиграть в
домино, поговорить взахлеб обо всяких пустяках и послушать душевные
мелодии.
Миновав первый двор и заехав в следующий, который как раз и
относился к моему дому, я поискал глазами Никитина. Не обнаружив ни
его, ни кого-то из его друзей, я облегченно выдохнул.
Договорившись с друзьями, что после ужина мы все снова
встретимся во дворе, я поехал к своему подъезду. В этот раз я не
оставил велосипед под лестницей. Пока конфликт с Никитиным не
исчерпан, лучше не рисковать и не оставлять своего железного коня
без присмотра. С трудом затащив своего «Орленка» на четвертый этаж,
я постучался в дверь.
В квартире дым стоял коромыслом. Похоже, что отец перешел с пива
на водку и, пребывая уже в довольно хмельном состоянии, начал
курить у себя в комнате. Я с опаской покосился на его дверь. Но тут
вдруг услышал звуки гитары, доносящиеся из комнаты отца. Он
довольно сносно распевал песню «Шаланды, полные кефали». Она была
одной из его любимых. Я с облегчением выдохнул. Похоже, что батя
сегодня в довольно поэтическом, а значит относительно хорошем
настроении и пока можно не ждать от него особых грубостей и
откровенной жестокости.
— Мам, есть что поесть? – полушепотом произнес я дежурную
фразу.
Мама, которая была тоже немного подшофе, поманила меня на кухню,
предварительно показав на ванную. Я намек понял и, сполоснув руки,
уселся на табуретку в свой любимый угол.
— Тебе картошки или супа? – спросила мама, тепло поглядев на
меня и потрепав по волосам. – Причесался бы, да голову, хотя бы,
помыл, — заметила она, — а то вон, как батька, в двадцать лет
полысеешь.