– Вот, – завёл он меня в большую комнату, где живописно лежали пакеты. Дед Мороз мой апрельский.
Впрочем, я вредничать не стала. Это ж подарки! Так много – и всё мне! Вот, умеет же, когда захочет!
– Спасибо! – прижала я руки к груди. Поблагодарила искренне, но продолжала топтаться на месте, не решаясь подойти к сокровищам, которые как бы мои, но как бы не принято вроде принимать презенты от незнакомых мужчин. Мама талдычила, что, мол, тогда ты вроде как должна. А это нехорошо. Мужчины твою благосклонность могут воспринять неправильно.
– Чего ждёшь? Налетай, – сделал Орангутан широкий жест рукой. – Или нужно как-то по-особенному тебя поуговаривать? – не удержался он от шпильки.
Мы вздохнули одновременно. И так это вышло неожиданно. Я замерла. Ваня замер. Секунда, другая. Затем он отвернулся и зашелестел пакетами.
– Вот, примерь, – протянул он мне тапочки. Смешные такие, забавные, пушистые, как кресло в той комнате, где я обосновалась. Бело-розовые, они напоминали зефир. Я голодно сглотнула. Полцарства за кусочек зефира!
Тапочки оказались великоваты, но я была счастлива. Они мои, они мне нравятся. И ногам приятно, что немаловажно.
– Красивые, мне очень-очень нравятся! – горячо заверила я Ваньку, хоть он и не спрашивал, довольна ли я.
– Я тут много чего ещё, – почесал он щетину. – Правда, не знаю, что нужно, что не нужно. Не великий знаток. Если что, список составишь, я привезу. Ах, да, – хлопнул он себя по лбу и, пошуршав пакетом, достал откуда-то коробочку.
Сердце замерло в груди от восторга и эйфории, что накрыла меня с головой. Это тот самый момент, когда забываются мамины строгие вдалбливания про то, что нельзя принимать дорогие подарки.
– Телефон! – взвизгнула я от счастья и кинулась этому неотёсанному Орангутану на шею. – Спасибо, спасибо, спасибо! – подпрыгивала я и пританцовывала, совершенно забыв, что у меня как бы нога болит. Я раненая и несчастная, потерявшая дом и родню.
Я доставала гаджет трясущимися руками. Мир существовать перестал.
– Ну, вот, папильонка. Новая жизнь настала, – я так и чувствовала, как он улыбается.
– Ты не понимаешь, как много это для меня значит! – горячо выпалила я.
Он только пожал плечами, безэмоциональное животное.
– Ну, ты тут разгребай, если хочешь, – направился он к выходу, – а я, пожалуй, в душ и спать.