— И я извинился, — в его голосе звучит сталь. Он злится. Он явно хотел отделаться минутой стояния на коленях.
Я всхлипываю, запускаю дрожащие пальцы во встрёпанные и без того волосы, пропускаю отчаянный стон, но через мгновение меня будто переключает. Всматриваюсь в его лицо. На миг мне не больно. На миг мне так всё равно.
Жаль, что долго это не длится.
— Давно ты любишь её? — спрашиваю и сама не знаю, что хочу услышать. Историю болезненной любви? Как он сомневался, как она отпиралась, ведь мы лучшие подруги. Так же было, да? А потом нахлынула волна желания и чувств, и я просто отошла на второй план…
Дело не в том, что она «увела» у меня мужа.
Если бы она сказала всё, как есть, я бы простила и отпустила. Было бы больно. Но бывает всякое. Держаться за того, кто разлюбил, бессмысленно. А Алинка тоже достойна счастья.
Но мне никто даже не попытался намекнуть.
Все меня обманывали. За дуру держали. Это самое страшное.
Предатели…
В ответ на мой вопрос Игнат усмехается. Он отстраняется от меня, хоть и не встаёт с кровати. Видит, что если продолжит держать, мне станет хуже.
— Люблю? — его потряхивает странно, как будто от беззвучного смеха. — Эту шлюху?
Я смотрю на него непонимающе.
В этот момент даже забыв всё, из-за чего страдаю последние дни.
— Я, — выдыхаю с осторожностью, — не понимаю тебя…
Он поддаётся ближе, вглядывается в меня, обнимает за талию, пытается поцеловать.
Я дёргаюсь, словно от огня.
Только сейчас замечаю — он явно уже неделю не брился, а ещё от него едва заметно пахнет алкоголем. Это тоже нетипичная ситуация.
— Моя девочка, ты правда… ты серьёзно?
Поцеловать больше не пытается. В губы. Зато касается горячими губами скулы, там где родимое пятно. Я уже не дёргаюсь, но с дрожью ничего поделать не могу.
— Если ты выбрал её… зачем так говоришь о ней?
— Никого я не выбирал, успокойся, — он снова злится. — С самого первого дня, как она приехала сюда — за тобой, на тёплое местечко, повадилась ко мне приставать.
— Нет… — срывается с губ.
Алина всегда много говорила о парнях. Иногда смеялась над тем, что у меня никого не было, в то время как она сама меняла деревенских, как перчатки.
Мама в последние годы была против нашей дружбы.
Но мне она была как сестра. С глубокого детства повсюду вместе. Она всегда была посмелее, всегда знала, что нужно говорить — учителям, одноклассникам, парням из соседней деревни. Защищала меня. Потом, правда, мы отдалялись несколько раз — всё-таки, слишком разные. Но я до сих пор с теплом вспоминаю наше детство, глупые, наивные разговоры и игры.