Может, директор ему сказал нечто такое, из-за чего у Марка отбило желание появляться здесь и продолжать свою странную игру?
"Конечно, Кать, весь мир же вокруг тебя крутится", – язвительно отзывается внутренний голос. И я неожиданно соглашаюсь с ним. Не в том, что все крутиться вокруг меня, а в том, что у Кострова вполне могут быть проблемы и посерьезнее, чем придумать очередной способ достать меня.
Так, за своими мыслями, я доживаю до большой перемены и двигаюсь в сторону библиотеки. Мне каким-то чудесным образом повезло успеть в буфет до образования там огромной очереди и урвать парочку ещё теплых круассанов с вареной сгущенкой. Я их особо не жалую, слишком сладкие, зато Евгения Семёновна просто обожает. Мне как раз нужно вернуть одолженную одежду и как следует ее поблагодарить.
Однако почти у самой библиотеки я вынуждена остановиться. Даже при всем желании мне бы не удалось продолжить путь, потому что дорогу мне резко преграждает чье-то довольно твердое тело, о которой я больно ударяюсь головой. Ещё и заветная выпечка превращается в кашу. Видимо, слишком быстро шла.
– Ромашка? – бодрый голос одноклассника, Саши Василькова, сбивает меня с настроя принести извинения и быстро проскользнуть мимо. – Ты-то мне и нужна!
Я не успеваю и пискнуть. Одной рукой он ерошит свои зачесанные светлые волосы, второй же — с силой хватает меня за плечо, утягивая в сторону подоконников.
– Ну, колись, в чем дело? – в его притворно оптимистичном тоне проскальзывает угроза.
– Я не понимаю, о чем ты говоришь, – говорю я, потому что действительно ни черта не понимаю.
Да и как понять, когда весь день мне только и делают, что раздают советы да угрозы?
– Все ты понимаешь, – шипит одноклассник, его серые глаза щурятся. Он складывает руки на груди, опираясь задом о подоконник. – Если не хочешь ещё раз искупаться в краске, лучше выкладывай все как есть.
У меня натуральным образом отвисает челюсть. Так это… его рук дело было, не Марка?
Тогда, получается, что я напрасно все эти дни злилась на Кострова за ту глупую шутку.
"Ну ты и дура, Катя, круглая причем", – в голове тут же зреет вывод.
– Но я правда не понимаю, о чем ты хочешь знать, – произношу, мысленно борясь с бушующей лавиной эмоций и предположений.
А что если я ошибалась не только в этом случае? Украденные вещи из раздевалки, исписанный маркером обидными словами рюкзак, выброшенные из окна учебники, исправленные на негативные оценки в журнале… Что если весь прошлый год я только хотела думать, что все это дело рук Кострова?