Нет, конечно, это не обеляет репутацию Марка, ведь его словесные издёвки ни с чьими перепутать нельзя. У меня нет слуховых галлюцинаций. Однако, быть может, он все же не такой уж и говнюк, как мне все время казалось?
– Турика посадили на домашние арест, лишив телефона. Марк не отвечает, фиг знает, где он, чем дышит и чем живет. Зато все прекрасно вчера видели, как вы вместе свалили с матана, после которого на уроки явилась только ты, – заявляет с упрёком в голосе Васильков, будто это даст мне понимание темы для разговора.
– Марк не выходит на связь? – после всего услышанного, это единственное, что невольно сорвалось с моих уст.
Что же ему такого сказал директор? Неужели, решил наказать сильнее, чем меня, по сути обычную девчонку без гроша и сильных заступников за спиной? Это больше напоминает бред.
– Да, я так и сказал, – сухо подтверждает Саша и склоняется ко мне. – А теперь скажи ты мне, Ромашка полевая, что вчера ты наговорила диреку такого, из-за чего пацанов отстранили от учебы?
– Мы… То есть, они… – я замолкаю, задумавшись.
А почему, собственно, Васильков не знает событий вчерашнего дня? Он же их друг. По крайней мере, они всегда трутся вместе. Неужели, Терентьев, у которого был способ дать знать, что он под домашним арестом, не сказал бы Саше почему они получили такое жесткое наказание?
Я не питаю особых трепетных чувств по отношению к дружбе других. Но и быть камнем преткновения тоже не горю желанием.
– Спроси у них сам, – собравшись с духом, выпаливаю на одном дыхании. Ладони дрожат, поэтому их приходится сжать в кулаки.
Мы сталкиваемся взглядами. И если в моих явно отражается противостояние неуверенности с взявшейся откуда-то упертостью, то в глазах напротив — ничем неприкрытая злоба.
И мне банальным образом становится вдруг страшно за себя. Саша никогда не показывал себя с такой стороны, будучи всегда в приподнятом весёлом настроении. Посмеяться он горазд, это точно. Но сейчас сразу видно — ему не до шуток.
Одноклассник ударяет по подоконнику кулаком. Сильно, с шумом и руганью, звучащей сквозь сжатые зубы. Ещё раз мажет по мне каким-то пугающим, темным взглядом, разворачивается и стремительно уходит по коридору.
Мне только и остаётся гадать, к худу ли это или к добру. Хотя, о чем это я? Конечно, к неприятностям.