— Загадками говорите, – рассердился Холик. – Вечно у вас,
русских, все сложно. Ваш Медведь был игроком на Бирже?
— Нет, сэр, он был главным русским террористом! И награда нашла
своего героя.
— Кажется, я понимаю, куда вы клоните.
«Правда? Забавно. Лично я и сам не понял, что сейчас
брякнул».
Этот город был символом Америки. Не Нью-Йорк с его обезумевшими
от жадности дельцами, поклонявшимися золотому тельцу. Именно
Детройт, грозивший самим небесам сотнями чадящих труб,
символизировал могущество и предприимчивость Северо-Американских
Штатов. Тех самых САСШ, чья восходящая звезда была уже очевидна
всему миру.
Мы без колебаний оставили за спиной город желтого дьявола, как
припечатал его разобидевшийся на пуританскую Америку Максим
Горький.
Прощай, будущее Большое Яблоко с твоими ущельями улиц,
выглаженными асфальтом вместо мостового булыжника, которыми так
восторгались братья Блюм. И первая встреченная мной в мире
автопробка на городских перекрестках – тоже прощай!
Прощай надоевший хуже горькой редьки Уолл-стрит, превращающий
людей в приложение к телеграфной ленте. И Бродвей с напомаженными
шлюхами в шелковых чулках и театрами, из которых не вылезал Изя.
Слепящий блеск рампы, прячущий поддельные улыбки и закрашенные
морщины – все в сад!
Прощайте помпезные здания-дворцы, навевающие мысль о сталинских
«высотках», и Бруклинский мост, такой высокий, что под ним спокойно
проплывает трехмачтовая шхуна. И твои, Нью-Йорк, уличные уборщики в
белоснежных нарядах, соскребающие конский навоз большими щетками. И
твои торговцы подтяжками, увешанные ими, как брахман змеями. Твои
ньюсбойз и ньюсгерлз, шастающие по городу с голыми коленками в
любую погоду, предлагая газеты. Твои немецкие эмигранты-торговцы
прецелями, торчащими на палке из корзины, как кольца в игре серсо.
Твоя утка в кисло-сладком соусе в Китайском квартале и даже
благословенная пицца дядюшки Ломбарди, так дорого мне вставшая.
Всем – досвидоз!
Если нашелся бы где-то в Нью-Йорке настоящий эспрессо с пенкой,
кто знает, не пожалел бы я об отъезде? Обломс-с, правильные
кофемашины так и не добрались до Америки. Или их еще не изобрели.
Так что покинул город злобного оскала капитализма без особых
сожалений.
Горечь от предательства Джесси не смог устранить даже
возвращенный мне депозит в двойном размере. Джи Эл посчитал
справедливым выплатить мне нечто вроде подачки за использование
моего залога. С паршивой овцы – хоть шерсти клок. Сто процентов
уверен, наступит в его жизни черная полоса, когда он, как все
азартные игроки, упадет на самое дно. И тогда он вспомнит о своем
приятеле Базиле Найнсе, который живет припеваючи на Западном
побережье (я не сомневался, что именно так и будет). Вспомнит и
поймет, что обращаться ко мне за помощью – зряшная затея. И не
обратится. И все равно выплывет. Говно не тонет.