— Стану паинькой и разрешу ставить на себе любые опыты, — буквально пропел мужчина.
— Хорошо, — безнадежно кивнул доктор. — Что ж, давайте пройдем к инструментам и поскорее закончим с этой вашей блажью.
Я с огорчением поняла, что, кажется, непонятное, но увлекательное кино отменяется. Жаль, хотелось бы посмотреть, о каком конкретно лечении говорит Александр Анатольевич и почему Платон так сильно цепляется за него. Если оно так опасно, то зачем себя истязать?
Но сейчас они уйдут и…
— Знаете, мне хочется сегодня остаться здесь. Так сказать, энергетика этой комнаты подходит моему нынешнему духовному настрою, — вдруг сообщил Адрон, мельком глянув прямо на меня.
От неожиданности я даже отпрянула к стене, только потом сообразив, что Платон смотрел в зеркало, зная, что за ним — окно. Ну и, скорее всего, он догадывался, что я буду наблюдать за ним, а потому адресовал этот взгляд неспроста.
— Но оборудование уже подготовлено, а если его переносить, то значения собьются… — опять засомневался Александр Анатольевич.
— Ерунда, вы запросто перенастроите всё. Я вас терпеливо жду, док. Не торопитесь.
Платон вновь вернулся к “увлекательному” чтению, тем самым показывая, что решение его окончательное и обжалованию не подлежит. Бубня себе что-то под нос, врач удалился из гостиной.
Получается, Адрон специально хочет, чтобы я увидела, как всё происходит? Или он придумал что-то другое, со мной не связанное? Но зачем ему это?
Вот и не спросишь же. Стой и догадывайся.
На всякий случай я решила смотреть в оба глаза и запоминать всё, что увижу.
Через какое-то время доктор вернулся с ворохом проводов и каким-то непонятным прибором, похожим на большое допотопное радио. Кажется, там даже была шкала с обозначением волн.
— Ну и где вы прикажете проводить наш сеанс? — ворчливо поинтересовался врач. — Нам нужна ровная и твердая поверхность. Не на диване же вы будете лежать.
— Да хоть вот здесь.
Платон смахнул с длинного, но низкого кофейного столика всё, что на нем стояло: какие-то статуэтки, книги, письменные принадлежности. Достаточно проворно для того, кто недавно откидывал копыта, он улегся на столик и трагично скрестил на груди руки. Ноги его при этом свисали со стола в районе колен, и он начал ими смешно болтать.
— Не паясничайте!
— Даже не собираюсь.
Тогда Платон приподнялся и расстегнул куртку, вслед за ней стащил с себя и рубашку, оставаясь в одних брюках. Вид обнаженного мужского тела меня никогда особо не будоражил, но тут я с интересом отметила, что он не худой, как показалось мне сначала — скорее, жилистый. Но все нужные мышцы на месте, и пресс у Платона имеется.