– Где ты взял его?! – Глаза Тимура загорелись огнем вожделения. Золотистый орел! Эта птица была его заветной мечтой! Золотистый орел, в отличие от ястреба, мог летать без пары. Его зоркость, его меткость и королевское величие делали эту птицу гордостью любого охотника, словно титул, повышая значимость любой семьи, любого рода.
– Не спрашивай меня, Тимур, где я приобрел эту птицу, – уклонился от ответа Насир, – я – барлас, я – воин, а орел – моя добыча. Я дарю его тебе. Он – твой.
Роскошная птица перекочевала на руку Тимура. Мощные острые когти впились в толстую кожаную перчатку, грозя продырявить грубо выделанную кожу. Рука Тимура чувствовала крепкие объятия лап орла. Тимуру передавалась сила этой птицы, вселяющая желание охотиться, желание воевать, желание побеждать.
– Насир, ты настоящий друг, – неотрывно, с восхищением глядя на орла, растягивал слова оторопевший от неожиданного подношения Тимур. – Я прощаю тебе твое отсутствие.
Всецело поглощенный подарком, Тимур не подозревал, какое сходство он имел сейчас с этой величественной птицей. Тот же исполненный собственного достоинства, взгляд черных, смотрящих в самую суть, глаз, гордая осанка и неповторимая манера царственно держать голову, свойственная лишь хищникам, не имеющим себе равных.
– Я непременно должен показать его отцу, – завороженно глядя на молодого орла, прошептал Тимур неожиданно севшим от волнения голосом, – готовьтесь к предстоящей охоте, я скоро вернусь.
За пиалой ароматного зеленого чая беседа лилась непринужденно. Шейх Шемс ад-Дин Кулаль в сопровождении свиты прибыл к Тарагаю из Кеша. Не велик путь от города до Ходжа-Ильгара, но велика честь, какую оказывал своим визитом шейх Тарагаю. Тот же считал почтенного Шемс ад-Дина своим духовником, а потому доверял ему самые сокровенные мысли. Тарагай, хоть и был барлас, но его мягкое сердце и благородная душа отвергали воинственность, а потому ему хотелось спокойствия и праведности.
Сегодня он долго расспрашивал Шемс ад-Дина о том, что есть чистота и что есть порок. Мусульманский шейх толковал ему Коран, вплетая в свою непринужденную речь непонятные для Тарагая слова. Он видел, как эмир воинственного племени барласов склонялся к мирному уединению. Ему льстило это и, с каждой новой беседой, Шемс ад-Дин старательно приближал Тарагая к обители правоверности.