Тимур нашел их все там же – под старой раскидистой чинарой. Гордо он поднес отцу сидящую на неокрепшей пока руке тяжелую птицу. Тарагай оценил подарок по достоинству. Еще бы, такой орел стоил очень дорого и мог высоко поднять престиж любой семьи.
– Знатная птица. Теперь любая охота для тебя будет удачной, – похвалил сына Тарагай, но самого его сейчас волновали совсем другие вопросы. Все глубже и глубже уходил он в бездонную пучину религии, – ты, Тимур – мужчина, а у мужчины один путь, однако, сынок, не уклоняйся от пути, предначертанного Аллахом и пророком его Мухаммедом.
– Да будет мир над ним и его потомством, – чуть слышно вставил Шемс ад-Дин.
– Укрепляй себя пятью столпами ислама: верой, молитвой, постом, пожертвованием и хаджем, – продолжал отец, – и тогда любая охота, любое начинание твое будет успешным.
– Держись за исламскую веру, она убережет тебя, – продолжил духовник Тарагая. Он видел в Тимуре полную противоположность его отца. Он давно приметил в мальчишке не по годам растущие силу, твердость, напористость, пытливость и любознательность. Шемс ад-Дин видел в молодом Тимуре будущего имама.
Шейх Шемс ад-Дин Кулаль собрался уходить. Близилось время молитвы, а до Кеша было добрых полчаса езды. Он пригласил с собой и Тарагая. Тот часто посещал мечеть. Вождь барласов чувствовал себя там лучше, чем среди воинов своего племени. Он подолгу проводил в беседах с духовными учителями и старался приобщить к этим беседам и Тимура. Сейчас он предложил сыну поселить подаренного орла в амбаре и присоединиться к ним с Шемс ад-Дином. Оседлали коней.
В небольшом дворике городской мечети уже собрались имамы, сейиды, муэдзины. Перебирая в руках четки, они сидели на небольших шерстяных ковриках, читали Коран и беседовали между собой. Завидев шейха и его приятелей, присутствующие с благородным почтением, слегка склоняя в поклоне головы, приветствовали вошедших.
Тарагай никогда не обременял Тимура разговорами взрослых, дабы не заронить в душу ребенка неприязнь к долгим монотонным беседам. Он оставлял его в атмосфере богослужения наедине с собой. Тимур и сам не стремился утонуть в море народа, наводнявшего дом Аллаха. Он располагался на задворках, там, где прихожане снимали обувь. Он оставался в стороне ото всех, наблюдая за пришедшими. Здесь люди становились совсем не такими, как за стенами мечети. Сквозь все их естество невидимым эфиром в атмосферу внутреннего дворика мечети просачивалось тщательно скрываемое, некое подобострастное трепетание перед высшей силой Аллаха. Все эти люди, держась друг перед другом с достоинством, соблюдая определенную дистанцию сословий, считали себя детьми Всевышнего.