– Ваше здоровье! Мне кажется, согласно Кьеркегора, вы эстетик, не так ли? – Он молча смотрел на нее. Глаза его были расширены, как у человека, впавшего в глубокий транс. Она поняла, что с Кьеркегором несколько переборщила. – Давайте я попытаюсь объяснить, откуда это знаю, а вы постараетесь мне поверить. Договорились?
Петрович кивнул. Говорить у него всё еще не получалось.
– Мое полное имя Ананке… Надеюсь, оно тебе известно. – Назвав себя, подруга Зевса, дочь Афродиты Урании, она не могла говорить со смертным на «вы».
– Богиня судьбы, воплощение рока, – проговорил Петрович голосом пророка Даниила[1], расшифровывающего таинственную надпись, проявившуюся на стене во дворце Валтасара. Отныне ничто не могло удивить его. – Где же твое веретено?
Конечно, ему хорошо было известно ее имя, даже все ее имена – сама Неизбежность, Предопределенность, Необходимость находилась перед ним. Между колен ее, как уверяли древние греки, вращается веретено, служащее мировой осью. Три дочери, рожденные от Зевса, помогают ей поддерживать мировой порядок: Клото – прядущая нить жизни; Лахесис – определяющая судьбу человека; Атропо – перерезающая нить. Ну да, как же он сразу-то не догадался: Кло, Лахе, Атро – как он не догадался, кто они такие, хотя бы по их сокращенным именам?! Как не догадался, что они – это Мойры, каждая поющая о своем: Кло – о настоящем, Лахесис – о прошлом, Атро – о будущем – вот о чем были их арии!
– Веретено? Только мужчины никогда не расстаются со своим веретеном, – хмыкнула Ана. – А ты, не расстающийся с бутылкой, налей-ка нам еще по фиалу шамбертена! Я так рада, что закончился этот неприятный разговор.
– Чем же он тебе-то неприятен? – удивился Петрович. Недолго посомневавшись, он решил обращаться к богине на «ты». И правда, к любому божеству, даже к тому, что едино в трех лицах, никогда не обращаются во множественном числе – может, затем, чтобы они, требующие поклонения, не сомневались в своей уникальности? – Вот для меня – это да, настоящая неприятность. Представь: ни с того ни с сего узнать, что, оказав помощь женщине, попавшей в беду, ты перебежал дорогу самому черту рогатому, и потому оказался в полном дерьме… Нет, такое могло случиться только со мной!
Петрович давно столько не пил. Честно говоря, он уже порядком набрался. Вино и правда было хорошим, оно опьяняло незаметно, и он почувствовал вдруг, что готов расхохотаться над своей неудачей, – теперь она показалась ему обычной неприятностью, к встречам с которыми он давно привык. Что ж, ради подобного эффекта стоило набраться, решил он. Да и выпить с богиней судьбы, что ни говори, – мероприятие не рядовое. Тем более, что богиня ему явно благоволила: