Я шиплю, когда Люция мокрой тряпкой касается моего нагого тела, начиная его мылить. Я пытаюсь забрать у неё тряпку и помыться сама, но она бьёт ладонью по моим рукам и говорит:
— Сидите смирно и дайте себя отмыть. Полагаю, вы устали.
— Я могу сама это сделать!
— Можете, но как любая благородная дама не станете этого делать, — служанка выразительно смотрит на меня, продолжая мылить моё тело. Мне не нравится, но я терплю, ведь она права.
Люция, видя моё смирение, фыркает, но её взгляд смягчается, а движения становятся более ласковыми. Когда она начинает намыливать мои волосы, выбирая из них запутавшиеся еловые иголки, я расслабляюсь в её руках, понимая, что и правда очень устала.
— Откуда же ты взялась такая грязная и дерзкая, Лайла? — бурчит себе под нос Люция, думая, что я не слышу. Уголки моих губ трогает улыбка и я делаю вид, что не слышу её бурчаний. Кажется, её вопрос был риторическим…
Моё тело покидает собранное состояние, которое было в присутствии герцога. Я начинаю осознавать сложившуюся ситуацию и это поднимает в моём животе волну страха. И непонимания.
Я неосознанно касаюсь пальцами того места, где ещё совсем недавно была грубо зашитая мною рана. Теперь там девственно-гладкая кожа, нетронутая рубцом или шрамом. Ничего, что могло бы напомнить о том, кто эту рану мне нанёс. И то, что было позднее.
Из-за этого кажется, что всё произошедшее со мной было во сне. И я проснусь, вновь осознавая, что лежу в каморке у самой крыши храма — той, что мне отвели, когда перевели к Лезвиям.
Но Люция вдруг заставляет меня встать и перешагнуть через бортик купели, чем возвращает в чувство и даёт понять: всё, что сейчас происходит — реально.
Женщина заматывает меня в полотенце и в этот момент раздаётся стук в дверь. Смерив меня взглядом, предупреждающим никуда не уходить, Люция скрывается за дверью, а после появляется, держа в руках мой вещевой мешок и сапоги.
— Я не буду рыться в ваших вещах. Просто скажите мне, есть ли что-то в мешке для стирки.
— Нет, ничего нету, — мотаю я головой и тянусь рукой к мешку. Люция отдаёт его мне, а сапоги ставит рядом с купелью явно для того, чтобы их очистить от лесной грязи.
— Пойдёмте, вам надо отдохнуть перед завтраком. До пробуждения Агона осталось всего ничего.
В Саяре в дань Пяти, рассвет, утро, день, вечер и закат называют именами богов, как бы признавая их силу в этот временной промежуток.