– Разбежаться – нонче дело не хитрое. Энто раньше выбирали мужа
на всю жисть.
– Баб Ань, вы совершенно не умеете притворяться! Я же вижу, что
вы что-то знаете!
Старуха виновато опустила глаза, и Алекс понял, что попал в
точку. Она действительно что-то скрывала, и теперь он не простит
себе, если не выяснит, что именно.
– Ишь, видит он! – недовольно проворчала Анна Тихоновна и,
подумав, добавила: – Шибко вумные стали...
«Так бы я и сказала про записку», – вдруг ясно услышал Алекс и
ошарашенно взглянул на собеседницу. Он был уверен, что старуха не
произносила этих слов вслух.
Ещё не отойдя от шока, он, тем не менее, решил использовать
полученную каким-то непостижимым образом информацию. Он
доверительно подался вперёд, и, приложив палец к губам, с
заговорщическим видом произнёс:
– Я знаю про записку, покажите мне её!
– Знаешь? – старуха всплеснула руками, но, похоже, даже
обрадовалась, что больше ничего не надо скрывать. – Ой ты боже мой,
да откуда?
– Оттуда, – невольно вспомнив фрагмент из «Бриллиантовой руки»,
Алекс поднял вверх указательный палец и закатил глаза к
потолку.
– Оттуда, – поражённая до глубины души, ахнула Анна Тихоновна и
полезла за пазуху, выудив сложенный вчетверо листок. – Вот.
Она торжественно развернула его и протянула Алексу. Он с
нетерпением схватил бумагу и жадно пробежал глазами текст.
«Дорогие мои! Мне нужно срочно уехать. Насколько – пока не знаю.
Я улажу свои дела и вернусь. И ещё: Лёшка не должен ничего знать.
Придумайте, что сказать ему. Люблю и целую. Не волнуйтесь, со мной
всё будет в порядке. Марина».
– Когда она это написала?
– А на другой день, как от тебя сбежала.
– То есть, ваша внучка уже четыре дня находится неизвестно где?
– взвился Алекс. – И вы так спокойно сидите тут и ждёте?
– Тамарка вона, волосы на энтом месте рвёт, а толку-то? А я
молюсь за Маринку, кажный день. Даст Бог, вернётся…
Анна Тихоновна снова перекрестилась, а Алекс ещё раз пробежал
глазами записку, словно за ровными строчками со знакомым почерком
собирался увидеть мотивы и эмоции писавшего их человека.
На плите засвистел чайник, и старуха грузно поднялась, держась
за поясницу, сняла чайник с плиты.
– Чаю аль кофею?
– Спасибо, баб Ань, если можно, кофе, – ответил Алекс
исключительно для того, чтобы не обижать Анну Тихоновну.
В порыве неожиданного душевного подъема он подошёл к женщине и
обнял – трепетно, по сыновьи. От неё пахло пирожками и жареным
луком.