Я пугаюсь собственного стона и быстро спохватываюсь в упрямой потребности перед собой оправдаться.
Вопрос, Злата.
Он задал вопрос.
— Здесь нет твоей заслуги. Просто у меня давно никого не было!
Через силу заставляю себя собрать волю в кулак, пытаюсь освободиться, но резко всхлипываю, когда Лачо вдавливает меня в дерево, продолжая свободной рукой истязать мою грудь.
— Ещё не замужем и уже не девочка?! — рычит в хриплом голосе удивление.
Он вдруг набрасывается на меня. Теперь по-настоящему. Всё, что было до этого, близко не передаёт его темперамента. Жёсткие пальцы накрывают горло, заставляя меня запрокинуть голову. Лачо сминает мои губы своими губами, и это как взрыв. Ослепляющий. Алчный. Сумасшедший. Это похоже на пир голодного зверя, терзающего добычу.
Под кожей разливается какая-то зудящая потребность саморазрушения. Та же, что вынудила меня спровоцировать его собственника. Именно она отчего-то пускает сердце вразнос, требуя немедленных доказательств ревности. И что самое страшное — какая-то частичка меня такой его реакции рада.
— А что, цыган, — шиплю с презрением, — боишься сравнения не в свою пользу?
Знаю, тупая затея. Не оправданная ни черта. Необъяснимая.
Тем более, кто сказал, что я ему нравлюсь? Может, он регулярно нагибает на пустыре хорошеньких мажорок с юга. А потом всем табором смеётся над тем, как проучил очередную гордячку.
Какая, к чёрту, ревность, если он волок меня по траве как строптивую рабыню? Меня от злости трясёт, как в лихорадке. Я отвечаю на поцелуй укусами, задыхаюсь, чувствуя, что если не прекратим, то потеряю сознание.
— Не боюсь, сучка. Сравнивай.
Меня подбрасывает от звука щёлкающей пряжки и разлетающегося вдребезги самоконтроля. Его руки и раньше не были нежными, а теперь они причиняют сладкую боль. Они сжимают, мнут, давят и жёстко впиваются в бёдра.
— Гори в аду, — я задыхаюсь, так же, как и он. Кричу и дёргаюсь всем телом, пока он резко проникает внутрь, плотно закрывая ладонью мой протестующий рот.
Я сейчас умру. Вот прямо в этой позорной позе, прижатая щекой и голой грудью к стволу.
Кожа искрит от любого контакта, как обнажённый нерв. Снаружи я чувствую каждую бороздку на грубой коре, прохладу сырого воздуха на плечах, резкие удары бёдер по ягодицам... А то, что творится внутри, сжигает в пепел моё восприятие.