— Это одно и то же, — процедила она.
— Не одно. Но первый раз всегда самый сложный. Потом чувства либо притупляются, либо ты начинаешь получать удовольствие от крови и от того, что забираешь жизни.
— Как ты?
— Я не наслаждаюсь чужими смертями. Истинное удовольствие я получу от смерти своего врага. Думаю, мы в этом с тобой похожи.
Ева посмотрела на него так, что стало сразу понятно — не верит.
— А я, Ева? Я именно тот враг, в которого ты всадишь клинок, не задумываясь?
Тонкие пальцы дрогнули на рукояти, на этот раз не раня его. Она отвела взгляд, и Теодрик понял, что попал в точку. У крошки Евы тоже есть такой враг. Такой, кого бы она прирезала хоть сейчас. Волк внутри утробно зарычал и ревниво заворочался, желая тут же расправиться с этим мерзавцем. Защищая ее?
Теодрик мысленно от него отмахнулся. Потом он с этим странным инстинктом разберется. Все потом.
— Я не стану помогать тебе, Ева, — сказал он холодно и по глазам девушки прочел, что именно на это она рассчитывала. Что Теодрик попытается перехватить ее руку и случайно напорется на нож. — Ты все сделаешь сама. Или не сделаешь.
Ужас во взгляде вернулся, девушка сглотнула, будто это у ее шеи зависло несущее быструю смерть лезвие. Она рвано вдохнула и медленно выдохнула. Сжала-разжала пальцы и снова сжала. Теодрик терпеливо ждал. С виду расслабленный, он сумел погасить собственную ярость. Не скрыть и спрятать, а действительно позволить ей улечься.
На секунду он даже представил, что у Евы правда все получится. Она ударит в горло, и он истечет кровью. Ведь место, которое ей подсказали, для вервольфов крайне уязвимое. Он умрет здесь и сейчас и отправиться к своей семье. Теодрик уже очень давно не боялся умереть, в какой-то мере даже желал смерти… Потому что не жил. Но сегодня почему-то не захотел уходить. Попробовав вкус жизни вновь, ему вдруг стало интересно, что же будет дальше.
Ева, всхлипнув, отвела нож от его горла, но только для того, чтобы направить его в свою грудь. Теодрик действовал мгновенно: выбил игрушку из ее рук, и нож улетел к сундуку. Порезался в процессе, но и плевать! Он швырнул эту чумную девку на матрас, обнюхивая и ощупывая — не поранилась ли она? Ева забилась в его захвате, как в тисках, по ее щекам потекли слезы. Но не от боли, а от напряжения и страха.