Скорость передвижения, конечно,
упала до черепашьей, потому что народ был сильно ослаблен скудным
лагерным пайком, но зато какое-то время мы беспрепятственно шли
мимо засад и ловушек.
Периодически над нами летали
немецкие самолёты в поисках групп сбежавших партизан, и мы пытались
от них спрятаться в траве или кустах.
Освобожденный народ был мрачен и
сердит, а его боевой дух и так не сильно высокий, падал с каждым
шагом по земле Восточной Пруссии.
По пути я мысленно ругал и Белякова
и самого себя за столь нелепое освобождение бойцов Красной армии из
лагеря под Кёнигсбергом.
Да, мы устроили неплохой погром в
порту, нарушив его нормальную работу на пару-тройку недель. Это
великолепный результат.
Да, мы уничтожили немало боеприпасов
и топлива.
Тоже очень неплохо.
Но был ли смысл освобождать из
лагеря такую большую массу людей без шанса обеспечить их оружием и
продовольствием?
К счастью, смысл был, и немалый,
потому что сбежавших пленных сейчас ловили по всей Пруссии аж целых
две пехотные дивизии Вермахта по пути на Восточный фронт, посланные
на помощь группе армий Север, увязшей на Лужском рубеже.
И на целых десять дней благодаря нам
там под Ленинградом воцарилось относительное затишье.
Но об этом я узнал позже.
А пока брел по бездорожью и мысленно
казнил себя за то что сдвинул двадцать тысяч человек бестолку из
сытого концлагеря на голодную свободу.
И когда после очередного кустарника
впереди раздалось на чудовищном русском:
"- Рус, сдавайтесь.",
я честно говоря даже почувствовал
некоторое облегчение.
- Безоружным бойцам ложиться,
прятаться и потом сдаваться, вооружённым к бою. - крикнул я, кинул
в сторону кустов, откуда доносился немецкий голос сразу две
гранаты, и резанул по невидимым фрицам длинной очередью.
После взрывов послышались крики,
ругань и открылся меткий ответный огонь, который сразу вынес меня в
прозрачное состояние, закончив мою очередную жизнь.
Я поднялся над полем боя, осматривая
окрестности.
Мы наткнулись на охранную роту
Вермахта.
Взрывом брошенной мной гранаты
накрыло немецкий пулемёт и обслуживающую его команду.
Красноармейцы Грищенко и Зошенков,
суки, побросали винтовки и легли с поднятыми руками, а вот Иванов,
молодец, сражался до конца.
А пулеметчик Коркин и вовсе устроил
немцам Кузькину мать, расстреляв все имевшиеся у него
патроны.