- Он разводится, - отвечаю.
- Все они разводятся, - вздыхает, - а потом, почему-то остаются в семьях. И это нормально, иначе бы вообще семей не было, наверное…
- Сашка уже подал на развод, - как себя помню, всё время спорю по любому поводу, доказывая своё. К сожалению, мама большей частью оказывается права, но сила противоречия снова и снова заставляет настаивать, что аксиомы не верны, хотя жизнь потом опровергает мои глупые доказательства… Но только не в этот раз, - через месяц будет свободен!
- Если бы был разведён, и вы встретились, то нормально. А так, боюсь, боком выйдет. Не возжелай, как говориться…
- Мамуль, не надо… Всё будет хорошо!
- Дай Бог!..
Как только за нами закрывается дверь, кидаюсь в объятия не в силах потерпеть ни одной лишней секунды. Сашка выпускает ручки моего дорожного баула из рук, он глухо шлёпается на площадку, а я уже зависаю в его объятиях,
- Моя, моя, моя… - горячо шепчет в ухо, целует в шею, мне щекотно и приятно одновременно, я смеюсь ему в плечо, как девчонка. В это время в квартире напротив щёлкает замок, и мы, как нашкодившие подростки, прихватив сумку, мчимся громким галопом по лестнице и хохочем, словно сумасшедшие.
Внизу нас поджидает крепкий внедорожник Сашкиного отца, на который он пересел, чтобы мы нигде не застряли, оставив ему взамен свою городскую низкую иномарку. В дороге продолжаем смеяться и шутить, салон машины наполнен абсолютно осязаемой радостной энергетикой, вгоняющей нас буквально в эйфорию восторга от того, что впереди больше недели сумасшедшего безотчётного счастья на двоих.
12. Глава 12.
***
Никогда не любила ноябрь. Нет, конечно, ноябрь ноябрю рознь: где-нибудь на Мальдивах или на Багамах, календарь, вообще, не имеет значения. Но в средней полосе – это самый унылый, самый депрессивный период. Так и хочется забраться в какую-нибудь нору или берлогу и впасть в спячку, чтобы проснуться вместе с оптимистичной весенней капелью. Но, кажется теперь, я сменю своё отношение к одиннадцатому месяцу года, за двадцать восемь ноябрей моей жизни этот, самый волшебный!
Мы с Санькой забрались в лютую глухомань, вокруг ни души, тишина первозданная, дом стоит в очень живописном месте: на самом берегу большого дикого озера, с двух сторон окружен лесом. Лес спускается прямо к воде, таким образом, получается, что только с одной стороны к жилищу можно подъехать по грунтовой дороге, выкатанной среди полей. Деревья наполовину хвойные, поэтому не давят унынием голых стволов, наоборот добавляя к озёрной тёмной синеве сочных красок. Лес живой и всё время подаёт нам голоса, то шумом ветра в высоких кронах сосен, то скрипом старых стволов, то громким самоуверенным карканьем воронья. Мне кажется, он рад, что рядом появились люди.