Придурок на секунду задумался.
– С утра был Орлов.
– Так и лети отсюда, птица.
Было подло выносить свои проблемы на парней, но я ничего не мог с собой поделать. Меня буровило изнутри, прожигало каждую клетку, и всё что мне хотелось, так это побыть в одиночестве.
– Теперь всё ясно, – хмыкнул Орлов. – Снова спасал свою ненаглядную? И в какую передрягу она влипла теперь?
– Не называй её так! – взбунтовался я, но сразу же понял, что прозвучал безмала странно. – Плевать я на неё хотел. Будь моя воля, вообще бы не видел.
– А что тебе мешает послать девчонку к чертям?
– Ты сам всё знаешь.
– Вот только не нужно пасовать на просьбу безутешной матери, которая не может приструнить свою кровную пигалицу, – приподнявшись, он подошёл к комоду и взял рамку с фото. На чёрно-белой карточке улыбались родители. Он сделал это нарочно. – Есть проблемы куда важнее, Янис. Когда же ты это поймёшь? Пора подумать о себе.
Меня будто ударило током. Вскочив с места, я вырвал портрет из его рук и дал себе время, чтобы отдышаться.
– Почему же тогда Вера приняла мои проблемы за свои? Где бы я был, если бы она не взяла меня под крыло? В доме для отбросов? Ты хоть понимаешь, что меня ждало? Понимаешь, дурень?!
И вот снова перед глазами заплясали тёмные пятна. Фантомная игла прошлась по позвоночнику и врезалась в голову. Вот только боль была настоящей. Пошатнувшись, я выронил портрет на пол и повалился вслед за ним.
Комната начала нещадно вращаться.
– Прости, братец, – обеспокоенно выдохнул Вадик, опустившись на колени. Его рука упала мне на плечо. – Зря я всё это начал.
Я практически его не слышал. В ушах стоял гул. Сердце колотилось как после пробежки. Подобные приступы были мне не в новинку, но с каждым разом они становились сильнее.
Сегодня я впервые потерял равновесие.
– Только благодаря ей я всё ещё с вами, – болезненно прошептал я, ибо не мог по-другому. Меньше всего мне хотелось выглядеть слабым, но пронизывающая до костей боль отобрала все силы. – Уясните это, наконец.
По-прежнему встревоженный Вадик протянул мне таблетки, от которых я сразу же отмахнулся. Ещё не существовало того анальгетика, который был способен мне помочь.
– Я всё знаю, Янис. Знаю, правда. Ты только не кипятись.
– Вот только не нужно этой жалости…
Мама всегда говорила, что мужчина должен быть сильным. Готовым всегда постоять за всех тех, кто тебе дорог и исключать минуты слабости. Никогда не предавать и любить всегда искренне. Но она ничего не сказала о том, как быть тогда, когда любить больше некого? Последнее, что мне запомнилось, так выскользнувшая из её руки бутылка и навечно потухший, виноватый взгляд.