Когда он с большим удовольствием
поставил последнюю подпись, то… заметил стоящую в углу девушку
еврейской внешности, небрежно одетую в брючки и синий пуловер,—
фигуристую, с пухлыми губками и горящими восточными глазками.
Шатенку с аккуратным каре и золотыми серёжками без камней в ушах.
Она представилась мэтру как «работник библиотеки». Леонид кивнул
ей, и та задумчиво подошла к нему и протянула на подпись свой
экземпляр…
Заинтригованный такой застенчивостью,
Рахматуллин стал задавать вопросы и быстро выяснил, что девушку
зовут Валерия Авербах, ей 21 год, она учится на пятом курсе
филфака, подрабатывает в библиотеке и всегда была самой большой
поклонницей творчества Леонида. Ещё его жутко удивило, что юная
поклонница его творчества попросила называть себя «Валей», а не
более привычным для всех сокращением «Лерой». Лёня кивнул,
поскольку к странностям творческих личностей относился спокойно и
сразу же поинтересовался, пишет ли она сама. Та, быстро покраснев,
почти шёпотом произнесла «нет». Леонид сразу понял, что девушка
врёт, и, будучи уже совершенно шокирован такой таинственностью,
предложил снова встретиться, но уже в кафе. Валя ещё больше
засомневалась, но Леонид её быстро успокоил, что это «не свидание
вовсе, а просто обмен мнениями о литературе».
Полтора часа в кафе пролетели
незаметно и, мило беседуя, Рахматуллин обратил внимание, что его
новая знакомая прилежна, воспитанна и… жутко зажата. Причём эта
зажатость оказалась особого рода. Валерия не была стеснительной в
плане обсуждения литературных тем. Она даже неплохо объяснила идеи
Де Сада в романе «120 дней Содома»[33], а потом прошлась и по «Саду
пыток»[34] Октава Мирбо. Тут даже Лёня почувствовал,
что у него самого не хватает знаний для полемики. Но когда,
поражённый такой энергией в анализе чужого творчества, Леонид снова
поинтересовался поэзией самой Валерии, та грубо ответила, что
спрашивать не о чём и вообще… она часто сжигает свои «мерзкие»
стихи. Шокированный этим маститый литератор спросил девушку об иных
увлечениях, и Валя рассказала… что позирует художникам, в том числе
своей лучшей подруге, Ирине Хорошенко, и это доставляет ей больше
удовольствия, чем собственное творчество.
— Как, прямо голенькой? — изумился
Рахматуллин.
Авербах кивнула и моргнула шикарными
ресничками.