И уже свободной рукой Торн начал хвататься за всё, на что
натыкался: за выбитую раму, за торчащую арматурину, за обломки
фасада… за всё, что не успело оторваться от основной конструкции, к
которой его прибило, точно муху, подхваченную мчащимся к стене
тапком. Радости не добавляли и тонкие корни, тянущиеся к нему
словно мотыльки – к пламени свечи: на тепло лезли, не иначе.
От обилия происходящий вокруг событий у Торна уже рябило в
глазах, а сам он слабо себе представлял, что и как нужно сделать,
чтобы не превратиться в лепёшку. Земля приближалась быстрее, чем
ему того бы хотелось, а все перепробованные варианты не принесли
никаких результатов. В голове уже начала формироваться мысль о
близости смерти, когда скользнувший к земле взгляд выцепил нечто
странное.
В одной из точек пространства далеко внизу обломки буквально
пропадали. Какие-то растворялись прямо в воздухе, а какие-то
аномалия разрубала на части, если они не вписывались в невидимые
контуры «портала».
Но даже это – уже шанс, отказаться от которого Торн не имел ни
малейшего права, если, конечно, не хотел в первый и последний раз
закосплеить отбивную.
Подобравшись, он с силой оттолкнулся от какого-то обломка,
всецело надеясь на то, что этого импульса хватит. Ему нужно было
скорректировать траекторию своего падения совсем немного, чтобы
миновать опасную зону и оказаться там, где надо. Недобор – и он или
пролетит мимо, или убьётся об границы аномалии. Перебор –
аналогично, но с другого края.
Сам круг, казалось, в диаметре достигал шести-семи метров, что
вроде бы и много, но не тогда, когда тебе надо умудриться в него
вписаться, падая с высоты в сотню с лишним метров. А ведь после,
оказавшись неизвестно где, нужно будет как-то сгруппироваться и
нырнуть в сторону, чтобы избежать сыплющихся на голову кусков
бетона, металла и мебели: всего того, что влетит в аномалию следом
за ним самим…
Торн вытянулся в струнку настолько, насколько мог, но всё равно
в момент перехода почувствовал, как прошёл по краю – левую руку
словно опалило или протащило по наждачке, способной стесать даже
его новую кожу-броню.
А после парню стало совсем не до того: мир вокруг померк, чтобы
тут же расцвести иными красками. Такими же серыми, мрачными и
депрессивными, но «рисующими» вокруг совсем иную
действительность.