— Нет, — честно ответил я. — Кто это?
— Джозеф Моран, — произнес Форбс с удовлетворением фокусника,
раскрывшего секрет трюка. — Механик, работавший на текстильной
фабрике вашего отца в день его смерти.
Воздух в комнате внезапно стал густым, тяжелым. Время словно
замедлилось.
— И что с ним? — спросил я, контролируя каждый мускул на своем
лице.
— Он арестован вчера вечером по обвинению в мелком
мошенничестве, — Шварц жестом отмахнулся, показывая, насколько
неважна причина ареста. — Но во время допроса он разговорился.
Вспомнил некоторые детали о смерти вашего отца. Весьма интересные
детали.
Форбс положил на стол еще одну фотографию, черно-белый
снимок.
— Вы знаете, что это?
Я всмотрелся в пожелтевшую фотографию. На ней была запечатлена
часть ткацкого станка с хорошо заметным дефектом в системе
безопасности.
— Часть оборудования фабрики, — сказал я. — Судя по всему, с
неисправным предохранителем.
— Именно, — Форбс удовлетворенно кивнул. — Моран утверждает, что
ваш отец обнаружил эту неисправность. И не просто обнаружил,
выяснил, что манипуляции с предохранителями проводились
систематически для увеличения производительности. С ведома
руководства.
— Это преступная халатность, — я позволил гневу проступить в
голосе, как и ожидалось от сына погибшего человека.
— Более того, — продолжил Форбс, словно не заметив моей реакции,
— ваш отец собирался предать это огласке. Написал письмо в трудовую
инспекцию и профсоюз. Моран видел эти письма.
Шварц медленно налил себе виски, звук льющейся жидкости был
неожиданно громким в напряженной тишине.
— Видите ли, мистер Стерлинг, Моран признался, что получил
указание устранить проблему. От менеджера фабрики. После визита
некоего джентльмена из головной компании.
— И он устранил моего отца? — моя рука непроизвольно сжалась в
кулак.
— Несчастный случай на производстве, — Шварц сделал глоток
виски. — Трагедия, которых в те годы случалось немало. Никто особо
не расследовал.
Я смотрел на фотографии, чувствуя, как внутри разгорается
настоящая ярость. Не показная, не наигранная, подлинная. Пусть это
был не мой отец, а отец Уильяма Стерлинга, но чувство
несправедливости и гнева было абсолютно реальным.
— Зачем вы мне это показываете? — мой голос звучал хрипло.
— Моран готов сознаться, — произнес Форбс с деланным
сочувствием. — Полное признание. Детали, мотив, сообщники. Все, что
нужно для правосудия.