— Что значит «приволокла», Чарослав?
Это моя комната, и в ней будет жить девочка, если я этого хочу.
— Тупая девка, для чего ты притащила
девчонку сюда? — задал он вопрос. — Ей здесь не место. Неужели ты
не понимаешь?
— Нет, не понимаю. Мне даже противно
слушать, что ты говоришь! — возмутилась я в сердцах. — Это твоя
дочь вообще-то. И она не должна жить, как собака, под лестницей.
Как ты вообще можешь так поступать с ней?
— Не твоего ума дело, как я обращаюсь
со своей дочерью! — огрызнулся он.
— Ах вот как? — тут же ухватилась я
за его фразу. — Все же ты признаешь, что Рута твоя дочь? Это уже
хорошо.
— Замолчи! Я не за этим пришел, а
чтобы проверить, насколько ты глупа. Раз оставила девчонку у
себя.
— Я уже поняла тебя, Чарослав, не
стоит продолжать. Девочка останется у меня, — отрезала я. — Но я
хотела поговорить с тобой на другую тему.
— А я не хочу с тобой говорить, Вея,
— процедил он. — И требую, чтобы ты немедленно выпроводила эту
девчонку из своей комнаты, если не хочешь вызвать гнев моего
отца.
— Твой отец выгнал меня из своего
дома, из своей жизни, отправил умирать на север. Так что мне все
равно, что ему нравится, а что нет. Если Рута никому не нужна,
значит, я буду заботиться о ней.
— Да пойми ты, глупая, что вредишь
нам всем! И девочке тоже, — прорычал он.
— Чем же я врежу? Тем, что накормила
голодного ребенка?
Процедив ругательство сквозь зубы,
Чарослав обратил свой взор на дочь и громко приказал:
— Рута, пойди вон! Нечего пялиться на
нас!
— Не надо так говорить с ней! —
возмутилась я и обернулась к малышке. — Рута, хорошая моя, иди
погуляй опять. Я пока поговорю с твоим отцом, хорошо? Я позову тебя
потом.
Девочка согласно кивнула и умчалась
прочь из комнаты, сама желая поскорее скрыться с глаз
Чарослава.
— Она боится тебя, — удрученно
заметила я, вздыхая.
— Лучше пусть боится, для нее же
лучше.
— Что ты говоришь, Чарослав?! Это же
твоя дочь! Неужели в тебе нет даже капли сострадания к Руте?!
После моего нервного выкрика мужчина
застыл, а в его глазах я отчетливо увидела боль. Через миг он
сгорбил плечи и тяжко выдохнул.
— Когда она появилась на свет, мой
отец велел ее убить, — глухо произнес он. Было видно, что слова
даются ему с трудом. — Но я ослушался его тогда. Впервые и единожды
в жизни! И гнев отца был велик, когда он обнаружил, что Рута жива.
Но тебе этого не понять, тупая ты девка!