— И какой же ты псевдоним выберешь?
Я не задумался ни на секунду:
— Пушкин!
(1) смурый – темно-серый.
(2) алтерация (фр) – изменение, искажение, повреждение,
извращение.
В прошлой жизни я Сухареву башню вживую не видел. Ее разрушили
еще тогда, когда я в школу ходил. И только картинки и рассказы
очевидцев питали мое воображение на ее счет. Но осмотрев оригинал,
убедился, что моей фантазии не хватило. Реальность оказалась куда
более впечатляющей. Башня возвышалась над одноэтажной деревянной
Москвой как сталинские высотки в мое время. Своей каменной громадой
она как бы придавливала окрестные домики, которые оттого казались
ещё более низкими и убогими.
Как ни удивительно, но этот выдающийся образец недвижимости в
последнее время пустовал. Знаменитая навигацкая школа съехала
отсюда еще двадцать лет назад, и с тех пор башню использовала
московская контора Адмиралтейской коллегии, ведавшая заготовкой
провианта и материалов для Балтийского флота, в частности, канатов
и парусного полотна. Саму же башню эксплуатировали как склад, не
особо заботясь о ее состоянии. Оттого она ветшала без должного
присмотра.
Когда я первый раз прошелся по ее залам, множество идей роились
в моей голове, как можно использовать этот шедевр петровских
времен. Отдать ее Кулибину под техническое училище? Или сделать тут
секретный арсенал, что будет разрабатывать новые виды вооружений? И
только когда поднялся на верхнюю площадку башни, я окончательно
решил, что лучшего места для центральной московской станции
оптического телеграфа не сыскать.
На этой площадке будут сидеть перед телескопами наблюдатели и
фиксировать сообщения с ближайших станций. А потом принятый код,
заложенный в бронзовый тубус, полетит по трубе вниз на этаж
расшифровки. Все будет быстро, четко и дисциплинированно. По
крайней мере, в моих мечтах.
Но пока министерство связи еще не создано, Сухарева башня
исполнит одну важную, не побоюсь этого слова, историческую роль в
моих планах, никак с научным прогрессом не связанных.
По широченной лестнице, устланной ковровой дорожкой, на второй
ярус башни с торжественным выражением на лице поднимались церковные
иерархи, проходили в зал и степенно усаживались на резные, с
высокими спинками стулья, расставленные полукругом. Было их, отцов
Церкви, на этот раз намного больше, чем на суде. Близилось время
большого Поместного собора, к которому все лихорадочно готовились.
К прежним пяти епископам присоединились еще семь, в том числе и
Вениамин, буквально вчера прибывший из Казани. Так что в принципе
кворум для собрания епископов уже был, и этим я решил
воспользоваться, показав заодно, кто тут главный. А то после суда
некоторые иерархи стали слишком независимыми – на исповеди Платон
даже осторожно мне выговаривал за блуд с Агатой и Августой.
Конечно, не называя имен.