К третьей неделе я наконец смог
приподняться с постели. Это действие потребовало всех сил, которые
я собирал в течение нескольких дней.
Временами на меня накатывала такая
безысходность, что я выгонял всех из комнаты, чтобы остаться
наедине и пустить пару горьких слёз. Но за волной сильнейшей
жалости к себе всегда приходила злость, и я принимался
компенсировать свою физическую немощь.
Начав чаще использовать полный
переход в тело призыва, заняв все его чувства и координацию, так я
мог выйти на свежий воздух, хоть и зима, но постоянное нахождение в
постели выматывало похлеще изнурительных тренировок. Хоть и
недолго, но я чувствовал свободу от не желающего подчиниться
тела.
Я старался в такие моменты не
смотреть на себя, это всегда вызывало тоску и нежелание
возвращаться оттого, насколько ужасно выгляжу. Чувствовать, как
руки и ноги отлично подчиняются, было дурманящим, но радость не
длилась вечно, и вскоре нужно было возвращаться.
Тем не менее я не прекращал свои
попытки двигаться, несмотря на постоянную слабость, вспышки боли и
постоянный кашель бурой слизью, которой, казалось, стала еще
противнее. Большую часть дня я тратил на чтение книг, иногда
занимая тело призыва, проходил обучение игре на скрипке. Было даже
интересно, смогу ли я обучиться или это сделает лишь Тиар, а
возможно, мы оба приобретём те или иные навыки.
Все понемногу прогрессировали,
познавая новые грани своих новых сил, даже Аврора, что не покидала
моей комнаты, уже наловчилась аккуратно поднимать предметы леской и
переносить их с места на место, Рейвен стала немного лучше
рисовать, хоть до сих пор ломала карандаши.
Рон тренировался, учился с
применением ударов копьем с праной, наблюдая со стороны за Тиаром.
Тот умудрялся напитывать лезвие копья праной, делая его острее, или
на самом кончике концентрируя прану, чтобы при касании манекена в
его набивке оказалась ровная дырочка или, наоборот, ему разворотило
всё содержимое, раскидав во все стороны, словно взрыв.
Только Тен и Эсма словно впали в
детство, устраивая безобидные шутки наподобие кожаного пузыря, что
падал на голову, задевшую верёвку аргенты или меллифа, отчего
теперь те были осторожнее, но и их парочка совершенствовала ловушки
с двойным, а вскоре и с тройным дном.
Второй месяц был знаменателен тем,
что теперь я смог спокойно садиться. Я готовился к тому, чтобы
сделать первый шаг. За время, проведённое в постели, по итогу
обретя некоторое смирение с самим собой, и моё желание снова
обрести силу, казалось, возросло в несколько раз.