— Я больше не буду!
— Я тебе не верю.
— Анто-о-он… — хнычет она.
Капли воды стекают по его лицу.
Эта прическа делает его черты такими резкими и непривычными, что в животе у меня шевелится новый табун проклятых мурашек. А может дело не в прическе, а в том, что он стал немного другим. Более жестким, даже его голос звучит жестче.
А может, у меня просто проклятые галлюцинации.
Единственное, что я могу сказать с уверенностью — на внутренней стороне его правого бицепса появилась татуировка, которой раньше там не было, но я предпочитаю ее не рассматривать, упрямо отводя глаза от его тела. Тем более что он отрывает взгляд от лица своей сестры и смотрит на меня.
Мне приходится поднять подбородок, чтобы ответить на его взгляд, от которого теперь, в эту секунду, я ни за что не убегу, но глаза все равно предательски скатываются на прямую линию его губ с характерными фамильными особенностями. Его нижняя губа чуть выдается вперед, и это та фамильная особенность, которая его сестре не досталась, зато она есть... у его матери...
Мои собственные губы не двигаются, потому что секунду назад я успела поклясться себе в том, что ни за что не начну разговор первая.
— Привет, — произносит он наконец-то.
Не жестко, а хрипловато–низко. Так, что на моем затылке шевелятся волоски, а по ногам бегут мурашки.
— Привет, — отвернувшись, я беру с тарелки злосчастный сэндвич и вручаю его Варе.
— Спасибо… — забирает его она.
— Хочешь? — вежливо интересуюсь у Матвеева, кивнув на раскрытые упаковки.
— Нет, спасибо.
Я все равно принимаюсь делать новый сэндвич. Чтобы занять руки. Чтобы не реагировать на близость полуголого мужского тела, исключительность которого как в граните отпечаталась на моей подкорке.
Как он двигается, как касается, как… выглядит без одежды... и как он улыбается...
Его молчаливое присутствие в метре от меня нервирует.
— Какими судьбами? — спрашиваю, посмотрев на него.
Он все еще смотрит. В упор смотрит на меня.
— Выходные, как и у всех, — говорит, окидывая взглядом пляж за моей спиной.
Мне вдруг становится этого достаточно. Вдруг понимаю, что его присутствие в метре от меня не просто нервирует, а выворачивает из кожи. С меня этого достаточно.
— Понятно. Тогда отдыхай, — оставляю в покое ни в чем не повинные продукты. — Не буду мешать.
— Ты не мешаешь, — те самые хрипловато–низкие нотки опять щекочут мои нервные окончания.