Короче, вижу — Тимоха на лужайке корчится, за ногу держится.
Морда перекошена, глаза выпучены.
— Барин!.. Змея!.. Прям в лодыжку!
— Ох, как же тебя угораздило-то? — скорбно вздыхаю я, стараясь,
чтоб голос не дрогнул от смеха. — Молодой… тебе бы жить да
жить…
— Всё плохо, да? Герман, спаси! — взмолился ара, разглядывая
место укуса на ноге.
— Батюшка-то наш тебе как тут поможет? Он бы, верно, и
помолился, да нет его ныне рядом, — с недоумением буркнул Володя,
не поняв, какого именно «Германа» поминает Тимоха.
Зато я понял и со злостью пнул «умирающего», чтобы тот перестал
рассекречивать, кто сейчас в теле барина.
— Чепуху не неси! Ты ещё нас всех переживешь! Даже если и не
медянка, а гадюка была — редко от того умирают! Вставай, поехали,
не валяй дурня! И грибы собери, вон, расплескались из корзинки.
Я поднял один — хороший боровичок, крепенький!
— Редко они, бесовки, просто так кусают… Чего ж ты, мил человек,
не уберёгся? — участливо подошла к кучеру Ольга, в который раз
подтверждая, что русская женщина, увидев страдающего, обязательно
пожалеет — для неё это почти душевный долг.
— Может, всё-таки яд из ранки… — начал было Тимоха, с мольбой
глядя на сердобольную женщину.
— Рот прикрой, пока сапогом не помог! — не дал я договорить аре,
поняв, к чему тот клонит, побоялся заржать.
Скулёж конюха, что у меня ещё и за кучера, не умолкал всю
дорогу. Я же, устроившись один сзади, неожиданно для самого себя
задремал — видно, ночной недосып дал о себе знать, а к здешней
тряске я уже как-то приноровился. В армии и не такое бывало: помню,
будучи дневальным, спал стоя «на тумбочке», то бишь на посту.
Просто прислонишься спиной к стене…
И снится мне дивный сон: балет. Да не сам балет, а то, как я
гляжу его по пузатому старенькому телевизору. И вовсе не
художественный замысел оцениваю, не грацию движений, а стройные,
голые ноги балерин… М-да, в моём детстве с порнухой плохо было:
спасались самодельными игральными картами с полуголыми девками… да
вот балетом по телеку.
А ведь второй раз мне уже балетное искусство чудится! Надо бы и
вправду, коли доберусь до Москвы, сходить поглядеть на местных
балерин. Впрочем, сценические костюмы у нынешних танцовщиц
наверняка более целомудренные.
Проснулся от остановки, перед самым Ярославлем. Нашли подходящую
полянку. Тимоха, нарочито прихрамывая и жалуясь на боль,
обихаживает наше средство передвижения. Ольга, по-женски хлопочет
как заведено, и накрывает на походный столик, который у нас
приторочен к облучку кареты. Жаль, не раскладывается он. Ну а
Владимир — бдит! Пошёл в лесок, очевидно, разведать — нет ли
опасности какой. Хотя… судя по звукам… Короче, не бдит он.