— Не бери много, оставь всю дворцовую ерунду. Это возьми.
Он кинул на софу знакомый ларец с тремя печатями, где хранились бальные драгоценности, выдававшиеся мне в особенные дни, когда приезжали иностранные послы или случались большие празднества. Но обычно ларец хранили в императорской сокровищнице между сосудом с драконьей водой и скипетром.
Теофас пришел, чтобы принести мне этот ларец?! Может, он свихнулся? Пригляделась внимательнее, отыскивая признаки горячки, но Тео выглядел вполне нормально.
— Бери, — поторопил он.
А… Понятно.
— За кражу из императорской сокровищницы положена казнь с отсечением головы, — сказала я медленно. — Вчера меня казнили за кражу артефакта из твоих покоев, но вчера я была особой графской крови, поэтому отделалась лишением титула и магии, а сегодня я уже вея. У веи нечего взять кроме жизни. Тебе недостаточно развода, ты хочешь, чтобы я совершенно точно умерла.
Ядовитая злоба растеклась в груди. За что они так со мной?
Теофас подскочил ко мне, впечатывая обратно в кресло, нависая сверху. Зрачок расползся на всю радужку, и из его глаз на меня смотрела смоляная тьма.
— Думай, что говоришшь...
Я вжалась в бархатные подушки, но дурной нрав требовал выхода. Хотелось отхлестать его по белым щекам до багровых пятен, вцепиться в кудри и оттаскать по полу. Эта мысль так меня изумила, что я почти подняла руку для смачной пощечины, но в последний момент остановилась.
— Действует, — шепнула счастливо.
Посмотрела в потемневшие до январской ночи глаза и рассмеялась. Когда Теофас был таким, я с ума по нему сходила. Всякий раз, когда видела его на пике эмоций, меня скручивало ответной реакцией. Дергало, как арестанта, вслед за конвойным по одной цепи. Хотелось зацеловать, затискать, утащить под балдахин, спрятать, подобно сокровищу, поддаваясь животному, неконтролируемому приступу влюбленности в Истинного… А теперь хотелось дать ему пощечину!
— Что действует?
Теофас с подозрением наклонился ниже. В глубине его глаз полыхнул огонек, сменяясь непроглядной тьмой.
— Разрыв связи! Я больше не люблю тебя, Ваше Высочество.
Счастливо рассмеялась Тео в лицо, чувствуя легкое опьянение от внезапно наступившей свободы. Стальные тиски, вечно сжимающие сердце, разжались.
— А раньше, что, любила?
Теофас положил мне ладонь на щеку и большим пальцем провел по губам. Раньше он никогда… Никогда. В нашей жизни случился всего один поцелуй, в день, когда обоим исполнилось по семнадцать лет. Сейчас мы были ненамного старше.